— Отец? Ты звал меня? — прозвенел, раскалывая на кусочки застывшую тишину зала, молодой голос. Сколько бы ему ни было лет, он и духом и телом был юноша. Сейчас он стоял в небрежно-нетерпеливой позе, слегка недовольно глядя на отца, оторвавшего его от какого-то важного дела. Властитель против воли залюбовался им, хотя всеми силами пытался настроить себя против него. Воистину, никого нет в мире его прекраснее. Но мира уже нет. И погубил его этот юноша, а он, хранитель, допустил это ради него…
— Ты выглядывал в окно? — тихо спросил властитель.
— Да. Что делать, так уж получилось, — пожал плечами юноша.
— и только?
— А что? Разве ты никогда не делал ошибок?
— Ошибки бывают разными, сын. тебе не кажется, что за них должен расплачиваться тот, кто их совершает?
Юноша недоуменно посмотрел на отца.
— Но это только ошибка! Разве преступно пытаться сделать мир более совершенным?
— И что ты сделал?
— Отец, скажи — есть ли что в этом мире, что тебе жаль было бы потерять? Что тебе не наскучило?
— Мальчик, бегущий по песку, — тихо ответил властитель.
— Что?
— Люди. Те, чей мир ты убил.
— Я хотел сделать его лучше!
— А их ты спросил? Это мир не твой. Это их мир.
— Он же не способны понять! Отец, ты — хранитель, а я твой сын. Так кому же решать, как не нам?
— Хранитель, но не хозяин. Хозяева — они. Довольно. Я слышал твои слова, выслушай и ты мои. Что бы тобой ни двигало, ты совершил зло. равновесие нарушено, пока сила, живущая в тебе, существует. Потому ты должен уйти.
— Отец! — нахмурился юноша. — Я твой сын! Что тебе все эти люди? Я твой сын!
— Потому я и сужу тебя. Только я и никто больше.
Он встал и протянул вперед руки. Юноша застыл, не в силах пошевелиться.
— Иди, — сказал властитель и юноша пошел вперед из зала, по коридору, явно против своей воли, связанный волей более сильной.
Они спустились в нижнюю галерею, вырезанную прямо в скале. Окна, не забранные стеклами, были полны багровых щупалец. Они шли, пока галерея не кончилась тупиком. Властитель поднял руку и приложил к камню ладонь. Скала бесшумно раскрыла черный зев. Им не нужен был свет — оба прекрасно видели во тьме. В грубо вырубленном склепе не было ничего, кроме каменного ложа. Туда, повинуясь воле отца, почти упал юноша, затравленно глядя на сверкающий клинок. Глаза его были полны уже не гнева, а недоумения и страха, как глаза ребенка, не понимающего за что его наказывают.
— Что ты хочешь сделать со мной? — неуверенно спросил юноша.
Властитель ничего не ответил, только взял обеими руками меч и поднял его.
— Отец!! Не надо, пожалуйста! Не надо!
Скорее. Пока сердце на поддалось.
— Отец!! Нет!!!
Он зажмурился и вонзил меч прямо в распростертое тело. Все. Кончено. Он закрыл убитому глаза и быстро ушел. Скала бесшумно сомкнулась у него за спиной.
Он вернулся в зал к молчаливым испуганным людям.
— Теперь вы будете помогать мне, раз решили остаться. Будет тяжело… Но, может, мы сумеем вернуть то, что было… Или создать заново — мы ведь все помним.
…Мальчик бежит по белому речному песку…
Когда, наконец, взошло солнце, старший подошел к властителю.
— Государь мой, не пора ли? Теперь мир сильнее его. Может, пришла пора исцелить и твоего сына? Не бойся, ты ведь не один.
Властитель благодарно пожал его руку.
— Благодарю тебя. Но я… я боюсь.
— Не бойся. Когда-то боялись и мы. Но ты изменил нас. И разве нет у тебя силы? нет ее у нас? чего ты страшишься? Разве мы не вместе создали все это? — он показал рукой на окно.
— Я боюсь себя…
Когда он взялся за рукоять меча, руки его предательски дрожали. Клинок был тускл и черен, словно впитал в себя все зло, таившееся в мертвом теле.
"Каким он проснется? Что он помнит? Что он есть?"
Черная кровь забила ручьем. Затем алый цвет сменил густую вязкую черноту. Властитель сцепил руки над раной, голубоватое сияние излилось из его ладоней и рана закрылась. Все. Теперь ждать. Века, тысячелетия. Он ждал этого мгновения и боялся его. А нынче минуты были тягостны и бесконечны… Юноша потянулся и открыл глаза. Он улыбался как хорошо выспавшийся человек, и у властителя отлегло от сердца — не помнит. Хорошо, что он не помнит, почему он здесь и как все было. Но что осталось? Помнит ли он Багровую Мглу?