Выбрать главу

VI. ОБРЫВКИ

И тогда он бросил меч на лазурные ступени и сказал:

— Теперь я, смертный, буду говорить с вами, бессмертными, как равный.

Молчали боги. Ни слова не молвил ни Анас, Владыка Огней, ни Рути, Владыка Струй и Волн, ни Ленайен-Песнопевец, ни прочие боги. Тогда заговорила Инен, Владычица Рождений:

— Ты прошел весь путь, герой. Мы не в силах препятствовать тебе. Говори, чего ты хочешь.

И сказал Фэгрэн:

— Я желаю счастья для всех.

— Какого счастья? — спросила Владычица Рождений.

Фэгрэн задумался, потому, что все знают, что такое счастье, когда чувствуют его, но не всякий может сказать словами. И сказал он:

— Все люди хотят покоя, богатства, изобилия. Все желают здоровья, радости и любви. Всем по сердцу, когда нет забот, старости и смерти. Я пришел за этим.

Молчали боги. Только Обрезающий Нити Таррашт улыбался, глядя на Фэгрэна, как на неразумное дитя. Но и он молчал. Тогда поднялся Тумэг-Вершитель.

— Мы дали Клятву. Ты сказал. Да будет.

— Да будет Имна-Шолль, — промолвил Анас, Владыка Огней.

— Да будет, — сказали боги.

Последним же заговорил Таррашт, Обрезающий Нити.

— Ты получил, что просил. Но сверх того я дам тебе и людям, неразумным в своих просьбах, дар. И будет этот дар таков — всякий, кто пожелает, сможет отвернуться от Имна-Шолль. А теперь прощай. Мы покидаем вас.

— Почему? — в изумлении и страхе спросил Фэгрэн.

— Боги не нужны там, где не будет больше героев.

— Почему?

— Там, где все свершается по желанию, герои не нужны. И не нужна героям Имна-Шолль.

— Но кого же нам молить о помощи? — возопил Фэгрэн.

— В чем может понадобиться помощь тем, у кого есть все? Но не печалься — останется Оракул. И раз в жизни можно будет вопросить его. Но беда тому, кто обратится к нему дважды…

Повесть о Фэгрэне Победителе.

Они вступили в зал с двух сторон. Из левых дверей владетельный нобиль Мернадир ввел принцессу Лайин, облаченную в лазурное платье из прозрачного гернатского шелка, шитого золотом, надетое на нижнее платье из белоснежного блестящего атласа. Волосы ее, цветом напоминавшие спелую пшеницу, венчал маленький золотой венок с сапфировыми и алмазными цветами. Ожерелье и пояс той же искусной работы были на ней. И всякий, видевший ее, вспоминал Литиу Прекрасную в день ее торжества и смерти, хотя о смерти в такой день думать было непристойно. Справа же вышел этел Эмрэг-кранки, которого вел сам государь Араэну. И был он облачен во все белое, с черно-ало-золотой вышивкой по горлу и рукавам, как принято у знати кранки. И сказал он:

— Я явился ради слова моего отца и любви моей к госпоже Лайин. И вот — в руке моей тот перстень, который дали вы, государь мой, отцу моему в знак уговора.

И государь Араэну взял перстень с большим бледным сапфиром и надел его на палец своей дочери, а затем взял с ее ладони рубиновый перстень и надел его на руку этела Эмрэга-кранки. Но им нельзя было коснуться руки друг друга покуда их не обвенчают. Тогда государь Араэну рек:

— Через год, два месяца и три дня, в праздник Сошествия будет венчание.

Так совершилось обручение.

Из хроники деяний времен государя Араэну

VI. ДОРАН

Она вовсе не показалась мне красивой. Ей было шестнадцать лет, совсем девочка, а мне нравятся женщины постарше. У нее было слишком суровое для женщины лицо. Она вообще была похожа на отца. В ней не было ни нежности, ни слабости, которые так нравится мужчинам. Невысокая, угловатая, со светлыми бровями над большими настороженными серыми глазами. Рот, и без того крупноватый и жесткий, сурово сжат. Я видел лишь вынужденно подчинившееся отцу дитя. Я не видел даже проблеска приязни к моему господину. И то, как он восхищенно смотрел на нее, казалось мне просто безумным, нелепым. Но мне трудно понять кранки.

Сама церемония мне не была любопытна. Но вот молодой человек, тот, что был вместе с встречавшим нас отрядом, меня очень интересовал. Он был и здесь, в тронном зале, среди высших нобилей. Казалось, он тут на каком-то странном положении. Он вел себя дерзко, почти вызывающе, но никто ни слова не говорил ему. Его словно не замечали. Когда начался обряд, он отступил к левой двери и прислонился к стене. Я видел, как он судорожно вцепился в гобелен заведенными за спину руками. Он не сводил глаз с Лайин и моего господина. Когда же все было кончено, он круто повернулся и почти выбежал из зала прочь. Я незаметно последовал за ним, велев Тирнэну подменить меня при господине. Юноша сначала быстро шел, потом побежал, выбежал в сад… Он остановился только тогда, когда тропинки кончились, и начался запущенный участок сада. Он несколько мгновений стоял, тяжело дыша, затем, с яростным воплем схватил какую-то палку и начал исступленно бить по веткам, по цветам, по траве. А потом, выдохшись, сел на землю, обхватив руками колени и, уткнувшись в них лицом, заплакал. Я понял, что у моего господина появился еще один враг.