– Ляхи – соседи, да. Но добрые ли? – возразила королева. – Вспомни, сколько лет провёл ты в краковской темнице! И не ты ли клялся, что разберёшь ненавистный Вавель по камешкам и сровняешь его с землёй!
– Да мало ли кто что и когда говорил! Любезная моя София, мы живём в мире, который имеет свойство часто меняться. Нет в живых Болеслава, нет и прежней вражды. Я не хочу влезать в польские дела. Пока не хочу.
– Но мой брат, – начала было Предслава, однако Рыжий, внезапно злобно осклабившись, перебил её:
– Что твой брат! Это его забота – возвращать свои города! Живёшь в Чехии, не на Руси! И сыновья твои – чехи и иной отчины ведать не желают! Так ли говорю, Конрад, верно ли?
– Верно, отец, – тихо пробормотал зардевшийся мальчик.
Он с трудом улавливал нить разговора взрослых.
– Вот. – Рыжий ласково потрепал Конрада по чёрным волосам. – Экий ты у меня! Тёмный, яко аравитянин[244].
«А ведь он, в сущности, прав! Стоит ли Чехии ввязываться в войну? Был Болеслав, а нет его, и не нужна рать, и не к чему проливать кровь за чужое, – подумала вдруг Предслава. – То для меня Русь и Червенские грады – своё, отеческое, дедовское, а для Рыжего или Конрада – нет. И не такой уж варвар мой муж, и не столь он и глуп, как кажется порой».
Несколько смягчившись, Рыжий добавил:
– Если твой брат хочет обрести добрых соузников, пускай сговаривается с немцами и с лютичами. Пошли ему грамотку, присоветуй.
Предслава молча кивнула.
Трапеза вскоре окончилась, и королева направилась в покои к сыну. Худой высокий монах в чёрной одежде отвесил ей низкий земной поклон. Это был учитель старшего княжича.
Королева раскрыла Евангелие и велела Конраду читать. Мальчик читал медленно и неохотно. Затем она стала говорить с ним на латыни. Сын отвечал невпопад, часто путаясь в словах. Предслава осталась недовольной. Было очевидно, что Конрад не горит желанием изучать науки, больше по нраву ему были игры в саду с друзьями-сверстниками, среди которых она уже отметила про себя Штепанека – сына пана Лопаты – и Марека из Оломоуца. В их обществе и проводил Конрад почти все свободные от занятий часы.
– Серьёзней тебе быть надобно, сын, – укорила его Предслава. – Князь ты будущий, во всём тебе разбираться придётся. Да, а как со счётом у тебя?
– Считает добре, – ответил учитель. – Евангелие же честь ленится, и к языкам такожде не прилежен.
– То худо! С утра завтрашнего сама я следить за прилежанием твоим стану, – строго изрекла Предслава. – Спуску тебе не дам! А покуда можешь ко друзьям своим бежать. Но заутре… – Она погрозила паробку[245] перстом. – Чтоб после трапезы и молитвы тотчас за ученье садился!
Довольный Конрад стремглав вылетел из покоя. Предслава невольно улыбнулась, провожая его взглядом.
…В своих покоях она застала пани Эмму. Старая немка змеёй подскочила к своей госпоже и с жаром зашептала:
– Весть важную имею.
– Что за весть? Сказывай! – нарочно громко потребовала от неё Предслава.
Эмма стала опасливо озираться по сторонам.
– Ещё в пути я приметила, – начала она исподволь. – Пани Малгожата вельми к одному пажу неравнодушье выказывает. А после… слухи разные про них поползли. Ну, я не верила вначале, пока сама не убедилась: правда это! Пажа того звать Иржи, родом он из Градца. Прислуживает часто тебе за столом.
– И как же ты убедилась, что верны слухи?
– Увидела один раз, как они в возке на соломе блуду предавались. Стыдно, светлая королева! Малгожата – высокородная дама, супруга ясновельможного пана, мать шестерых детей, и паж… Да он ей в сыновья годится!
Предслава положила перед собой на стол каноническую Библию на латинском языке.
– Поклянись, что не солгала мне! И помни, как Господь наказывает клятвопреступников!
Эмма не раздумывая приложила ладонь к Библии и поклялась.
«Выходит, верно. – На душе у Предславы было горько и гадко. – Что же мне делать? Если, воистину, всё так и есть, дак то позор! А я сама? – подумала она вдруг. – Тоже творила грех. Но не с мальцом же, да и… что сравнивать. В конце концов, у меня всё то в прошлом».
Она вызвала к себе Малгожату поздно вечером. Подруги долго сидели в узкой каморе, разговор у них выходил скользким и тяжёлым.
– А я и не ведала ничего. Что ж ты, Малгожата? Жёнка ведь ты замужняя! Чада у тебя!
– Дак и что? – Малгожата недоуменно передёрнула плечами. – Мало ли кто там с кем ночи проводит? Ну, смазливый парнишка, запал в душу. Вот я и… Он меня теперь дамой сердца почитает, а я его рыцарем своим зову. Так принято, часто бывает. Каяться мне перед тобой не в чем, вельможная пани, с кем хочу, с тем и знаюсь. Кого желаю, того и люблю. А муж – что муж! У него – своя жизнь, свои любимые холопки!