Они вошли в избу. Златогорка сухо поздоровалась с Хвостовной.
Предслава сразу ощутила некое неудобство. При Хвостовне особо расспрашивать Майю и тем более говорить о чём-либо сокровенном не хотелось. Боярская дщерь не замедлит раззвонить о том на весь стольный.
– Вот пришли проведать тебя, – начала княжна. – Давно не видались.
– Да я в Берестове была, отец тамо и по сей день. Службу правит.
– А ты почто воротилась? – спросила Хвостовна.
– Да так. О доме заботиться надоть.
В избе воцарилось молчание. Предслава решила перевести разговор на другое.
– Позвизд осенью в Луцк уехал. Батюшка удел ему дал.
– Ну и как он? Пишет? – Златогорка заметно оживилась.
– Прислал три бересты. Всё подробно начертал. Бает, леса окрест города, а сам Луцк на высоком месте стоит да болотами окружён. Речек там несколько. Самая большая – Стырь, а другие – Гижица, Глушец. И град сам меж речными протоками стоит, на острове как бы. А на другом таком острове, поболе, – окольный город, Нижним его прозывают. От него шлях тянется на заход, в земли ляхов и в Дрогичин.
– Уж верно, и невесту Позвизд себе тамо сыскал. Говорят, девки волынские красны. – Златогорка мягко улыбнулась.
Предслава нахмурилась, сдвинула соболиные брови.
– Позвизд – сын княжой! – холодно изрекла она. – И жена ему подобает из княжого рода.
Златогорка потупилась, примолкла.
Молчание прервала Хвостовна.
– Пойду я. Вы уж тут потолкуйте промеж собою, а мне домой пора. Батюшка сказывал, пир нынче у нас в тереме. Многие бояре придут.
Низко нагнувшись, чтобы не удариться о притолоку (а Хвостовна была девица рослая и не худая), боярышня выскользнула за дверь. Вскоре исчез и аромат исходящих от неё терпких восточных благовоний.
– Ну вот, подружка. Никто нам топерича не помешает. – Предслава через оконце посмотрела, как Хвостовна, грузно переваливаясь, подбирая долгие полы своей песцовой шубы, взбирается по ступеням вверх к увозу.
По устам Майи вновь скользнула грустная улыбка.
– Ты прости меня, Предслава. Сболтнула тут сдуру. Конечно, я вам не ровня.
– Полно. Как мы подружками были, тако – на всю жизнь. Уразумей, – строго ответила ей княжна. – Шла, хотела тебя расспросить. Любава ента увязалась. Слыхала, жениха тебе сыскали.
Златогорка тяжело вздохнула.
– Сыскали, как же. Привёл батюшка мужика одного, хлипкого такого, щуплого, с голосом бабьим, да и годами велик, седина в бороде козлиной. Мельник он в Зарубе. Вот, говорит, дочка, жених тебе сыскался. Сам вдов, чад нету. А пенязи у его в калите водятся, и немалые. Мука – она всем надобна. Ну, у меня сердце замерло, в слёзы я, пред отцом на колени. Не губи, говорю, батюшка, красу мою девичью. Не люб он мне. А отец: «То ничего, дочка. Стерпится-слюбится. Зато достаток завсегда в дому будет». Сама знаешь, Предславушка, небогаты мы. Ну, поплакала я, подумала, порешила: нет, не пойду за его. Вот покуда сюда, в Киев, воротилась. Думала, наймусь куда в работу. А топерь-от мыслю: уехать мне надоть. Втайне. Куда-нибудь на пограничье дальнее. На Сулу аль на Орель[122]. Я ить к оружью с малых лет навычна. Косу состригу да за парня сойду. Поступлю в дружину сторожевую. Буду Русь от ворогов боронить.
– О Господи! Что глаголешь такое, Майюшка! – воскликнула поражённая Предслава. – Да куда ж тебе?! Хочешь, я с отцом своим, князем Владимиром, побаю? Устроит он тебя куда ни то! Нынче же речь поведу!
Златогорка решительно замотала головой.
– Нет, княжна. Спасибо тебе, рада, дорожу дружбой твоею, но… извини. Иная у меня судьба, иной путь. Иное на роду написано. А кольчугу, шелом да меч булатный сыщу я, уговорилась уж с кузнецом одним. Содеет. Токмо вот коня… коня мне покуда не купить. Что ж, в бою добуду! – уверенно заявила Майя.
Никакие увещевания Предславы не помогли. Златогорка твёрдо стояла на своём. В полдень подруги расстались. Предслава воротилась во дворец, втайне надеясь, что ещё сможет поговорить с Майей и убедит её изменить решение.
Но когда явилась она спустя несколько дней в избу подруги вместе с младшей сестрой, маленькой Анастасией, то застала здесь уже новых хозяев. Радушная пожилая жена ремесленника-гончара, купившего у Златогорки дом, угостила княжон топлёным молоком и пообещала, что если будут о прежней хозяйке дома какие вести, то она их непременно сообщит. Предслава, в свою очередь, сказала, что будет наведываться к ней. На том и распрощались.
Ведя за руку маленькую Анастасию, весело перебирающую ножками по ступенькам, Предслава с грустью и тревогой думала о Майе. Какая же судьба ждёт теперь эту нравную и сильную девушку? Найдёт ли она там, на степном русском пограничье, своё счастье?