Солнечный луч ярко ударил в глаза. Предслава смахнула с ресниц слезу и, грустно улыбнувшись, потрепала сафьяновой рукавичкой по щеке маленькую сестрёнку.
Глава 15
Над Киевом сгустились сумерки. Холодный ветер бушевал за плотно закрытыми ставнями, жарко топились муравленые изразцовые печи. В хоромах боярина Фёдора Ивещея царила обычная тягостная тишина. Боярин медленно тянул из оловянной кружки ол, бросал взгляд на чадящий глиняный светильник на столе, кусал в раздумье усы. Что-то было не так, а что, и сам не знал. На младшего брата, Хотена, днесь накричал, отругал его за шашни в подворотне с очередной холопкой. Ещё бранил за то, что лазил ночами, обдирая порты, в терем к дочери воеводы Путяты Сфандре. О сей любострастнице по стольному ходила недобрая слава, и вовсе не хотелось Ивещею впутывать себя и дурака брата в её сомнительные дела.
После, разгневавшись внезапно, отстегал кнутом нерадивого холопа, да так, что у того глаз вытек. Отчитал холопку за грязь в сенях, повара побранил за прокисшие щи. В прежние времена покойная жена его бы успокоила, приголубила, примирила бы со всеми, а без неё… вовсе ожесточился, лишился в жизни всякой радости боярин Фёдор.
Вечер был как вечер, тоскливый, долгий, ничего не хотелось делать. Очередная кружка ола почти опустела, когда втиснулся в палату, осторожно озираясь по сторонам, старый челядинец, тот самый, что когда-то подпоил Александровых сторожей.
– Боярин, – заговорил он вкрадчиво, – на двор к тебе купец один явился, от ляхов. Попросился на ночлег.
– Что?! Какой такой ночлег?! У меня здесь что – гостиный двор?! – злобно рявкнул боярин.
– Да странный такой купец. И ещё… перетолковать с тобою он желает.
– От ляхов, говоришь? – Ивещей насупился. – Вот как. Что ж, приведи его ко мне. Не сюда токмо, а в ту палату… наверху.
Облачённый в серый вотол с капюшоном, закрывающим лицо, неизвестный гость проследовал вверх по лестнице. По всему видать, он боялся быть узнанным и шёл крадучись, стараясь не шуметь.
В палате он хрипло промолвил:
– Могу ли без опасу тебе открыться, боярин Фёдор?
Голос показался Ивещею знакомым.
– Можешь, купец. – Он коротко кивнул.
Незнакомец отбросил за спину капюшон, резким торопливым движением сдёрнул с плеч вотол.
– Володарь! – ахнул от изумления Ивещей.
– Как видишь, цел и невредим. Токмо шрамов поболе стало да ухо правое в сече оттяпали. – Володарь недобро рассмеялся и показал Фёдору сизый обрубок на месте уха. – Да и седой влас в бороде да в усах завёлся. Сорок лет без малого – оно тебе не молодые годы. Ну а ты? Всё ждёшь часа своего взаперти, за теремными замками? Так ничего не дождёшься.
Боярин неожиданно вспылил.
– Что заладил тут: ждёшь, не дождёшься! Без тебя тошно! Сижу тут, князь близко не подпускает! Али предложить что имеешь?! Дак сказывай, не томи!
– Ишь ты, быстрый какой! – Володарь снова рассмеялся. – Есть, есть чем тебя утешить. Впрочем, не утешать тебя я сюда явился.
– Знамо, – зло буркнул Ивещей.
В чёрных глазах Володаря словно бы что-то забурлило.
– Сперва вот что. О себе надобно молвить. А то ведь, верно, думаешь, всё я у печенегов отираюсь. Давно уж от них отъехал. Им, степнякам, что? Хаты пожечь, скотину забрать, рухлядью суму набить да полону поболе увести в Крым, чтоб потом продать на рынке в Суроже[123] али в Херсонесе. Далее Сулы да Трубежа редко они суются. Князь Владимир отгородился от них валами да крепостями. Вот так сидел я единожды у костра кизячного в степи, думал думу горькую. Доколе скитаться мне с ними по степи, сколько можно кумыс пить да навоз нюхать. В общем, сбежал я от печенегов. Подался на Вислу, к Болеславу Польскому. Предложил ему меч свой и голову. Ну, Болеслав принял меня добре, сотню дал под начало. Ходили мы на чехов, на Прагу, Моравию у них отобрали, у угров Словакию отняли, после немцев отлупили под Будишином. Так вот, боярин.
– И каков же он, Болеслав? Что, лучше Владимира будет? Приблизил тебя к себе, обласкал, волостями наделил?
– Впереди всё, боярин Фёдор. А покуда, смотрю, государь Болеслав умный. Раздвинул пределы Польши своей от моря Варяжского до Горбов, от чехов до Волыни. Всю землю поделил на поветы, округа то бишь, замки каменные везде понаставил. В крепости каждой утвердил старосту – кастеляна. Меня вот в Люблин поставил. Войско у него сильное, много добрых шляхтичей. И… мысли я его ведаю.
– Что за мысли? – Ивещей напряжённо наклонился над столом и со вниманием вслушивался в каждое слово Володаря.