— Нет, — помотал головой раввин. — Ангел.
Мы с Головастиком дружно расхохотались. Антон зашевелился, открыл один глаз, тут же закрыл, повернулся на бок и попытался свернуться калачиком. Мой тезка заботливо накрыл его рясой.
— Как вас зовут? — спросила Головастик.
— Натан, — представился раввин.
— Очень приятно. Я — Тиаммат, меня также можно называть Головастиком, это прозвище такое.
— Шма исраэль элохим элохейну элохим эхат, — пробормотал Натан себе под нос.
— Мне знакома ваша точка зрения, — улыбнулась Головастик. — Но я с ней не согласна.
— Вы считаете, что вы та самая Тиаммат, из шумерской мифологии? — спросил Натан.
Головастик улыбнулась еще шире.
— Дипломатично сказано, — констатировала она. — Да, я так считаю.
— А тот, кто нас сюда вытащил… Вы, полагаете, это был Бел Мардук?
— Да. А вы неплохо знаете древнюю историю.
— Положение обязывает.
— Положение? — переспросила Головастик. — А кто вы, кстати?
Натан скромно склонил голову.
— Скажем так… Я здесь самый главный.
— Ого! — воскликнула Головастик. — Тогда я должна принести свои извинения.
— За что?
— За то, что невольно заставляю вас нарушать каноны. Я ведь не только Сатана, я еще и Баал.
Натан пожал плечами.
— Я же вам не поклоняюсь, — сказал он. — Хотя фотографировать вас я воздержусь — ваши фотографии можно интерпретировать как кумиров. Но я всегда считал, что Баал — мужчина.
— Я могу принимать мужской облик, — пояснила Головастик. — Я часто так поступаю. Инерция мышления — жуткая вещь, обычно проще бывает прикинуться мужчиной, чем требовать достойного отношения к себе как к женщине. Да, я забыла представить моих спутников. Сергей, бывший антихрист. Антон, православный монах, заблудившийся в раю.
Натан загадочно пошевелил пальцами в воздухе, как будто никак не мог сформулировать вопрос. Головастик пришла ему на помощь.
— Не трудитесь, — сказала она. — Ваш вопрос написан у вас на лице. Вы хотите спросить, правда ли, что ваш бог совпадает с христианским?
— Ну… — промычал Натан. — Пожалуй, можно сформулировать и так.
— Я не знаю ответа, — сказала Головастик. — Я не знаю, существует ли бог вообще, не знаю, каковы его свойства и каково его отношение к тому, что здесь происходит. Я не знаю даже того, един ли бог или их несколько. Мы с Бомжом и с Сергеем не являемся богами в полном смысле этого слова. Вы Толкина читали?
Натан смущенно кивнул.
— В терминах фэнтези, — продолжала Головастик, — мы — могущественные маги, как Гэндальф или Саруман. Наше могущество может казаться божественным, но реально мы такие же божьи создания, как и вы. Или создания природы, если считать, что бога нет.
— Сергей, а как вас раньше звали? — спросил Натан.
— Так же, — ответил я. — Я стал полноправным магом только этой весной.
— Очень многообещающий молодой человек, — прокомментировала Головастик. — Возможно, когда-нибудь я расскажу вам, при каких обстоятельствах он пополнил наши ряды.
Натан ошарашено помотал головой.
— Сдается мне, наш разговор будет очень интересным, но очень долгим, — сказал он. — Возможно, мы перейдем в тень? И… гм…
Натан вдруг покраснел, как гимназистка, теряющая девственность.
— Не стесняйтесь, — посоветовала Головастик. — В раю греха нет.
— Где здесь сортир? — с трудом выговорил Натан.
Головастик прыснула, но тут же подавила смех.
— Везде, — сказала она, обводя окрестности широким жестом. — Можете гадить под любым кустом, здесь полиции нет, штраф за нарушение порядка никто не выпишет.
— Но… э…
Головастик недоуменно пожала плечами.
— Если хотите, можете ждать, пока мочевой пузырь лопнет, — сказала она. — Но я бы не советовала. Вам еще предстоит пеший переход, до выхода на Землю отсюда тридцать семь километров по спидометру.
«Молчи!»
Последнее слово не сотрясло воздух, а прозвучало только в моем мозгу.
«Почему?» спросил я тем же самым способом. «Зачем заставлять их тащиться почти сорок километров по бездорожью? Ты видела, среди них двое инвалидов на колясках?»
«Видела», ответила Головастик. «А ты сам подумай, сколько они проживут, если я просто телепортирую их восвояси? Думаешь, Бомжу нужны свидетели позора?»
«Думаю, свидетели позора ему по фигу, все равно им никто не поверит».
«Может, и так, а может, и нет. Не хочу, чтобы меня потом совесть мучила».
От возмущения я сам не заметил, как начал говорить вслух.
— Какая совесть?! — воскликнул я. — Тиаммат, ты о чем?
— Вы умеете передавать мысли друг другу? — заинтересовался Натан.
Головастик небрежно отмахнулась, дескать, ерунда, пустое.
«Я хочу поставить Бомжа на место», сказала она мысленной речью. «Мне не нужно, чтобы завтра он притащил сюда баптистов, а послезавтра — ваххабитов. Я хочу, чтобы эти евреи все здесь засрали, а потом протоптали нехилую тропу, которую обязательно увидит каждый новый гость».
«Тогда Бомж станет проводить свои презентации в другом месте. Рай большой. Кстати, ты не знаешь, насколько большой?»
«Если Бомж не задал его размеры при создании, то, полагаю, километров сто в диаметре. Знаешь что, Сергей, слетай-ка, посмотри на край мира своими глазами. После этого вопрос снимется сам собой».
«Но…»
«Тогда давай я слетаю».
— Извините, — сказала Головастик, — мне нужно решить одно срочное дело. Я скоро вернусь.
Она вежливо поклонилась Натану, еще раз — всем остальным раввинам сразу, отошла в сторону, разбежалась, высоко подпрыгнула и полетела куда-то на восток. Поднявшись в воздух метров на тридцать, она обернулась, улыбнулась и помахала рукой.
Натан проводил ее взглядом и повернулся ко мне. Я заметил, что губы Натана влажные и чуть-чуть подрагивают.
— Понравилась? — спросил я. — Потрясающая женщина. Если хотите приударить, не теряйтесь.
— Сатана… — пробормотал Натан.
Он вдруг встряхнулся и снова стал старым деловым евреем.
— Послушайте, Сергей, — сказал он. — Сколько, вы говорите, отсюда до выхода на Землю?
7
Рядом с трехосным «уралом» «хаммер» и «шевроле» казались тщедушными козявками. Натужно ревя дизелем, «урал» взобрался на горочку и перед водителем открылась панорама центральной райской пажити.
Водитель Стас, двадцатилетний ефрейтор-дед, вначале присвистнул, а затем выругался, длинно, забористо, но косноязычно — слова часто повторялись. Главная мысль его тирады сводилась к тому, что все, наблюдающееся внизу, Стасу только мерещится.
— Нет, это не глюк, — сказал я. — Это действительно толпа евреев. Не жидов, а евреев, жид — в русском языке слово ругательное.
— А что они тут делают? — спросил Стас. Точнее, в переводе на русский язык с матерного его вопрос должен был звучать именно так.
— Какой ответ ты хочешь услышать? — ответил я вопросом на вопрос. — Могу дать краткий ответ, могу дать более полный. Краткий ответ ничего не прояснит, а если услышишь полный — будешь слишком много знать.
— Но это хоть не концлагерь? — спросил Стас.
Я хихикнул. Концлагерь в раю… А что? Эта замечательная долина вполне сгодится под концлагерь, если у кого-то возникнет вдруг такое желание.
— Нет, — сказал я. — Все эти люди уезжают с нами добровольно. Можешь сам у них спросить.
Стас поморщился, как будто я предложил ему не поговорить с нормальными людьми, а, скажем, поцеловать жабу. Редко какой из психологических комплексов сравнится по своей мощи с бытовым антисемитизмом.
— Зачем ви тгавите? — спросил я. — Ви антисемит?
Мне пришлось самому засмеяться своей шутке, потому что Стас ее не понял.
— Шучу, — пояснил я. — Я не еврей, а чистокровный русский, одна тридцать вторая еврейской крови не в счет. Таких, как я, даже при Гитлере евреями не считали.