Она долго ещё ничего о нём не знала бы – до времени, когда суконщик Третьяков, а потом и Катерина в сопровождении тогда уже известного миру художников молодого коллекционера и оценщика доктора Михаила Наумовича Гаркави, начали собирать и работы Левитана. Но однажды давний поставщик её, антиквар Родионов, показал ей купленное им у какого-то начинающего пейзажиста полотно «Вечер после дождя». Да писаное им в самой Салтыковке где у неё дача. Картина Бабушку поразила. Потому она и заинтересовалась автором. Но ведь и сам всёзнающий хитрован-Иван Соломонович ничего о нём рассказать старухе не мог. Одно только, что тот иудей. Что молод. И что нищенствует отчаянно – обретается вечно голодным… Но «куска хлеба ни у кого не попросит» – горд, подлец… От Бабушки ли я узнал, из книг ли вычитал: как раз в те дни когда в лавке старообрядца Родионова она рассматривала «Вечер…» и дивилась ему, Сергей Михайлович Третьяков – великий собиратель, — конечно же и гуманист великий, человеколюб, — самолично выкидывал из гостиной своего дома сестру Исаака — настырную жидовку, молившую его помочь брату. К Бабушкиному стыду, — возможно даже к стыду других, пусть не всех, но некоторых точно, известных и тоже состоятельных московских евреев, — сходящую с ума от голода женщину эту выпроваживали из передних своих (в гостиные де допустив) многие московские её единоверцы. Наш маститый мстиславльский родич Семён Маркович Дубнов, — вышедший уже в больши-ие еврейские же общественные деятели, — оправдывался перед дедом моим Шмуэлем, европейской известности резчиком по древесам: «А что, разве ж у них мало было своих забот?»... Другое дело, бонтон «общины», — оптом, через Ноэля Полякова, скупавший за бесценок работы, скажем мягче, у не очень сытых учеников художественных училищ обоих столиц, — не мог не знать главного. Именно, жесточайшего корпоративного требования Сергея Михайловича к этому безжалостному перекупщику-монополисту: — «Начинающих богомазов не баловать: потакать им не сметь! Не забывать, что «чердакам и голодным желудкам» обязано не только человечество вообще. «Но и мы конкретно. Со здоровьем собственных наших состояний!». Вот так вот.
Сергея Михайловича очень уважаю: собрал и оставил Москве, России великолепную «Третьяковскую картинную галерею»! Хотя справедливей было назвать это заведение «Третьяковско-Поляковской»: без Ноэля он – точно – такую галерею не собрал бы. А вот Екатерина Гельцер «Малую свою Третьяковку» собрала не обидев, — и что тоже точно, — не ограбив ни одного голодного художника.
В молодости и она по-крупному меценатствовала. Правда, помогая Исааку Левитану, она была не суконщицею (Суконщиков уважаю тоже. И очень по-доброму вспоминаю не только расхваленных и мною английских и голландских валяльщиков, но и Петровых (Петра Великого, в смысле, начавших с поставки на мундиры его «потешных» и «мотрозов» гнилого «товарца»). А была прелестной, в расцвете таланта и красоты, балетной примадонной. Дивой… Было то, как говорят, давно и неправда. Ну а в годы моего детства (а потом по возвращении из четырнадцатилетних нетей в наступившую эпоху чего-то такого «развивавшегося» и почти что «развитого») стала она покровительницею избранных юных дарований. Как впрочем и траченных сединами «бывших».
Теперь, если позволено будет, немного «истории»…
29. Михаил Гаркави
За исключением двухчасовых – дважды в неделю – репетиций с переводимыми из кордебалета на сольные партии танцовщицами она сиднем сидела на даче. А по четвергам дома принимала друзей. Среди которых был десятипудовый гигант Гаркави, в 20х-40х гг. известный терапевт и восторженно принимаемый публикою эстрадный конферансье («Монолог»-обращение его партнёрши Лидии Андреевны Руслановой к «жеманящемуся» у кулисы мужу: «Хоть ты, Миша, надоел, мне не надо нового: одного тебя люблю – десятипудового!». Михаил Наумович — знаток, удачливый собиратель и коллекционер произведений искусств и уникальных рукописей. При чём, и конферансье популярный. Настолько, что даже коронная, теперь уже на веки вечные наипопулярнейшая роль «несчастного конферансье Бенгальского из Варьете на Садовой», — которому озорник Кот Бегемот с подачи Михаила Афанасьевича Булгакова сперва голову оторвал, а за тем обратно её «насадил», — дополнительной популярности ему не прибавила.
Интерес к нему у Екатерины Васильевны возник давно. Чисто прагматический сперва. Дело в том, что юношею – гимназистом ещё – прослыл он настойчивым искателем и сборщиком, а потом тонким ценителем и даже точным оценщиком «произведений изобразительного искусства». Известность его в среде коллекционеров и жуков всякого рода росла стремительно. Росла востребываемость. Жить бы да грабить бы простаков, как Третьяковский и Ноэль Поляков. И добра наживать. Так нет же! Михаил Наумович наш по признанию истинный ценителей был искусства, и остался навсегда человеком безупречной репутации. Так сложилось, что дело он имел преимущественно с молодыми, юными даже, начинающими художниками. Причём жившими не в лучшие времена. И постоянно искавшими где бы и чего пожрать. Покупая у них картины Гаркави предупреждал: — Сегодня, будь Вы мастером с именем, Ваше полотно стоило бы в десять и много-много больше раз дороже той суммы, что я имею возможность Вам предложить; если я умру до прихода к Вам известности и даже Славы – Вы рискуете… Но если в любой перспективе у Вас появится оказия продать его по настоящей цене чем я теперь предлагаю, я немедля возвращаю Вам Вашу картину, а Вы мне – ту сумму, что я теперь Вам вручаю. И всё это нотаризируем. Nicht var?.. Что скажешь – порядочно и даже сверх того. Не сомневаюсь – именно за эту его порядочность он и отмечен был вниманием недоступной Гельцер. Естественным было членство Михаила Гаркави во всяческих отборочно-закупочных комиссиях и непременное председательствование этого самоучки-эрудита и ценителя в закрытых конкурсах-отборах картин молодых художников для именитых галерей и громких частных собраний. Самое главное, ищущие признания и заработка молодые таланты могли рассчитывать на поддержку и помощь этого удивительного в наш сверхпрагматический век и очень редкого для него состоятельного человека.…Помните? «Отдайте мою голову! Голову отдайте! Квартиру возьмите, картины возьмите, только голову отдайте!.. ». Так и было (если, как говаривал ещё один герой упомянутого романа буфетчик Соков, «голова не причём»).