Рассказывают, жил некогда один юноша из свободного рода, которого звали Холблит; красивый, сильный, бывал он в битвах и в старинные времена обитал в Доме Ворона. Сей молодой человек любил необычайно прекрасную деву, звавшуюся Полоняночкой из Дома Розы, откуда по праву подобало Сынам Ворона брать себе жен.
Она любила его не меньше, и никто в роду не оспаривал их любви, посему в ночь на Иванов день и надлежало им вступить в брак.
И вот однажды ранней весной, когда дни еще коротки, а ночи долги, Холблит сидел перед порогом дома, остругивая кленовое древко для копья, и тут до слуха его донесся приближающийся топот копыт. Оторвавшись от работы, он увидел людей, подъезжавших к валу, и когда внутренние ворота пропустили гостей, заметив, что кроме него дома более нет мужчин, Холблит поднялся навстречу гостям, которых было трое. Хоть и сидели прибывшие на самых лучших конях и были великолепно вооружены, крохотный отряд оказался не из тех, что могут испугать мужчину, ибо двое из всадников одряхлели, а третий почернел от печали и имел вид унылый; все говорило, что преодолели они долгий путь и по пути спешили, ибо шпоры их увлажняла кровь, а бока коней – пена.
Любезно поприветствовав их, Холблит сказал:
– Вижу, путь утомил вас, и если он еще не окончен, прошу, сойдите коней и вступите в дом, утолите голод и жажду, а ваши кони получат зерно и сено. Коль вам суждено скакать дальше, передохните перед дорогой; если позволит время, заночуйте и поутру продолжите путь, а до тех пор – все к вашим услугам.
Высоким, пронзительным голосом ответил древний из старцев:
– Молодец, мы благодарим тебя, но как кончаются дни весеннего половодья, так иссякают и часы наших жизней, посему не можем оставаться здесь, доколе истинно не услышим от тебя, что именно здесь находится край Роскошной и Манящей Равнины. Если это так, не медля, веди нас к своему владыке, и он, быть может, даст нам успокоение.
Умолк он, и рек тогда старец, не столь удрученный годами:
– Прими благодарение наше, но нам ищем мы нечто большее, нежели еда и питье, а именно – Землю Живых Людей! И… О! Как подгоняет нас время!
После него заговорил унылый и печальный кметь[1]:
– Мы ищем край, где дни многочисленны, где их столько, что разучившийся смеяться, вновь обретет веселье и позабудет о полном печали былом.
Тут все трое вместе вскричали:
– Это ли нужный нам край? Он ли?
Но Холблит удивился, рассмеялся и ответил им:
– Странники, поглядите на равнину, что раскинулась между горами и морем, на эти луга, где сияют весенние лилии; тем не менее мы зовем ее не Равниной Блаженных, а просто Прибрежной. Здесь мужи умирают, когда приходит их час, и не слышал я, чтобы долгота дней жизни позволяла забыть о печали… пусть я молод и пока избавлен от ярма тоски, но все-таки знаю, что дней наших хватает, дабы совершать знающие смерти деяния. Что же касается моего владыки, я не знаю такого слова, ибо мы, Сыны Ворона, между собой живем, как подобает братьям, разделяя свою жизнь с женами, вступившими с нами в брак, матерями, что родили нас, и сестрами, которые нам служат. И еще раз прошу вас спешиться, есть, пить у нас и возвеселиться, а потом отправиться дальше, дабы найти желанную вам землю.
Всадники, не слушая его, возопили:
– Значит, это не тот край! Не тот!
Ничего более не добавив, они развернули коней к внутренним воротам, а потом повернули на уходившую в горы дорогу. Холблит с удивлением провожал их взором, пока не стих топот коней, и только потом вернулся к прерванной работе: было то почти в два часа пополудни.
Глава II. Злые вести приходят на Прибрежье
Только не успел он как следует взяться за дело, вновь раздался топот копыт, и на сей раз Холблит не стал поднимать взгляд от работы, а только сказал себе:
– Это всего лишь парни гонят упряжки с угодий, а торопиться и погонять их заставляет юное счастье и тщеславие молодости.
Но звук приближался, и, глянув вверх, он увидел над дерном вала трепет белых одежд и молвил:
– Нет, это девы возвращаются с берега моря, собрав выброшенное волнами.
Посему он лишь усерднее взялся за работу и, усмехнувшись в своем одиночестве, рек:
– Полоняночка с ними, и я более не оторвусь от дела, пока девы не въедут во двор, и, приехав с ними, она не соскочит со своей лошади и не обнимет меня; весело будет ей поддразнить меня острым словом, ласковым голосом и преданным сердцем, а я пожелаю ее и поцелую, и счастьем покажутся нам обоим грядущие дни. Ну, а дочери родичей наших будут глядеть на нас с добрым сочувствием.
Тут въехали девы во двор, но не было слышно смеха или веселья между ними; не таков был их обычай, и сердце Холблита упало, словно бы вместо девичьего смеха ветер вдруг донес до него стенания старцев: