Это было тут же исполнено, и он положил на одну чашу весов камень, а на другую — золотую монету. Камень перевесил ее, и противоположная чаша приподнялась вверх. Он добавил две, потом три, потом четыре, потом весь фунт золота, потом столько, сколько могло поместиться на весы, но камень так и не поднялся, перевешивая все своей тяжестью. Затем принесли самые большие весы, какие только можно было найти в этом месте, подвесили их к балке и положили на них многие сотни золотых. Но, как и прежде, камень перевесил их все, будто на чаше было не золото, а легкое перышко.
Увидев это, Александр воскликнул: «Я немало удивлен тому, что небольшой камешек, который кажется таким легким, когда берешь его в руки, перевешивает гору золота. Если бы я не видел этого своими глазами, то никогда не поверил бы ничему подобному, кто бы меня в этом ни убеждал. А теперь открой мне эту тайну».
Иудей же ответил: «Потерпи, о добрый царь, покуда не увидишь всего до конца, а затем я объясню тебе суть этих чудес». И, взяв маленькие весы, с которых началось взвешивание, он на одну чашу положил камень и сверху немного присыпал его прахом земным, а на другую чашу положил один золотой, который тут же опустился ниже камня, моментально подняв его вверх. Убрав золотой, он положил на чашу легкое перышко. И оно тоже оказалось тяжелее камня.
Александр, чуть не лишившись чувств, сказал: «Я признаюсь, что никогда ничего подобного не мог даже вообразить». А иудей ответил: «Теперь я поясню суть этого явления». Александр же на это ответил: «Прошу тебя, поведай мне обо всем, ибо я очень хочу узнать, что же это за город я видел и кто его обитатели».
Оглянувшись вокруг и посмотрев в лицо царю, иудей начал такую речь: «О добрый царь, то, что ты видел, городом не следует называть, да и не город это, а целая стена, непроницаемая для всего плотского, и эту стену Создатель всего сущего поставил как конечный предел, которого можно достигнуть, и там пребывают души всех праведников, освободившиеся от плоти, в ожидании воскресения в телесном облике. Они вкушают там успокоение, дарованное им Богом, но не навечно, ибо после Страшного суда, обретя плоть, они будут царствовать вместе с Создателем во веки веков. Эти души, пекущиеся о человеческом спасении, послали тебе этот камень как напоминание о твоем счастье, чтобы укрепить тебя и сдержать порывы твоего неуемного и греховного честолюбия. Воистину, ведь жадность и любопытство пожирают ум, ты уже ничему не веришь, терзаешься подозрениями и сомнением. И человек разумный вовсе лишается покоя, становится рабом любопытства и ночными бдениями пытается продлить дневное время. Если бы ты остался в своей стране и насладился бы в полной мере благами царства, завещанного тебе отцом, то жил бы в мире и был бы избавлен от всех забот и сокровищницы твои всегда были бы полны. Ныне же ты и посреди сокровищ своих страдаешь от нужды, ни в чем не испытываешь удовлетворения, но с превеликими опасностями, рискуя жизнью твоих подданных, ты склоняешь вниз свою чашу весов неутолимой жаждою чужого. Это и есть наставление, заключенное в этом чуде, и подтверждается природой этого камня. И формой своей, и цветом этот камень напоминает человеческий глаз, который до тех пор, пока поглощает жизненный свет, содрогается от вожделения, вечно алчет золота, и ничто на свете не может обуздать его жажду. Чем больше ему удастся преуспеть в приумножении, тем с еще большим умением он радеет о нагромождении вещей. Ты сам видел это, когда мы в первый раз положили камень на весы. После же того как лишенный жизни погружается в утробу матери-земли, он не нуждается ни в чем, ничем не наслаждается, ни к чему не стремится, ничего не видит и не чувствует. А поэтому он легче перышка и так мал, что любая пригодная хоть к чему-нибудь вещь перевесит этот камень, если он присыпан земным прахом. Тебя, добрый царь, тебя, говорю, полководца вселенской мудрости, тебя, покорителя царей, тебя, властителя царств, тебя, повелителя мира, — это тебя олицетворяет камень тебя предупреждает, тебя подбадривает и пытается обуздать твои презренные устремления. Вот что, да пребудет во здравии твоя милость, господин мой царь, я хотел тебе сказать, и если же я был дерзок в своей речи и оскорбил царственное достоинство, то я твой подданный и в твоей власти, поэтому прости мне мое неразумие».