- Триста тысяч? - переспросил я.
- Так говорят, - ответил Махмуд. - А вы думали, такое здание построить раз-два - и все? Э-э, нет. Тут поди достань камень, доски, шифер, то-се...
- Откуда же у директора совхоза такие деньги? Его месячный оклад небось рублей триста?!
- Откуда, спрашиваешь? - ухмыльнулся Махмуд. - Ты, я вижу, парень городской и мало смыслишь в таких делах. Так ведь он, - Махмуд поднял вверх указательный палец и произнес со значением, - директор. Ты понял? Через его руки проходят миллионы рублей. Вот, глядишь, и прилипнет какая бумажка! - И он весело рассмеялся, будто рассказал смешной анекдот.
Признаться, этот смех произвел на меня даже более гнетущее впечатление, чем хоромы Меджидова. Выходило, присваивать государственные деньги, строить для себя дом на триста тысяч - вещь вполне нормальная и естественная!
Было время полевых работ, и в поселке я никого не встретил, кроме стариков и детей.
Я спросил, как пройти к дому культуры. Меня проводили мальчишки... Дом был еще не готов.
.. .На следующий же день, сообщив о своих подозрениях в соответствующие органы и получив разрешение, я нагрянул в совхоз - на этот раз уже не тайно. И не один. Опечатал склады, всю бухгалтерскую документацию. К вечеру из Баку прибыла группа экономистов, специалистов по сельскому хозяйству. Пока шла ревизия, я разговаривал с местными жителями. Расспрашивал об оплате труда, условиях работы, об отношении к ним дирекции и лично Меджидова. Однако, как я и предвидел, особых откровений не услышал. Дух послушания, трусливой житейской осмотрительности царил в этих местах, и это было не меньшим, а, может, даже большим ущербом, который принес совхозу и его людям ловкач Меджидов, нежели материальные растраты. Однако смелые честные люди есть везде. Даже там, где, казалось, все отравлено мздоимством и подхалимством..,
- Уважаемый товарищ! Уж не хочешь ли ты поймать змею рукой Сеидахмеда? сказал мне один старый сельчанин. - Если так, пожалуйста, вот она, моя рука!.. А вообще-то ты государство, за тобой - сила! Вызови Меджидова и спроси сам, каким образом он заделался таким барином. Ведь лохмотьев его отца, лысого Вейсала, сам черт испугался бы. Чуть ли не с протянутой рукой ходил Вейсал по селу, постоянно жаловался на судьбу. Так что ж случилось? Откуда на Меджидова свалилось вдруг богатство? У нас, слава богу, Советская власть... - Старик помолчал и закончил с иронией: - Не знаю, братец, быть может, мы тут чего просмотрели, отстали от жизни. Может, вышел такой указ, чтобы в каждом селе завелось по одному такому беку, как этот сын лысого Вейсала?!
Другой, помоложе, поддержал старика:
- Мы не завистливы, пусть у Меджидова будет и дом, и машина. Но... Неужели один человек может заработать больше, чем все село вместе взятое?! Вот я, например, приношу домой сто пятьдесят рублей, да жена сто сорок. У нас единственная дочь - школьница. И то мы не сразу собрали на пианино! А у Меджидова денег куры не клюют!
Произведенная проверка показала вопиющую растрату. Речь шла о миллионах...
Я вызвал Меджидова и ознакомил его с результатами проверки.
- Если вы возражаете против чего-то, скажите, - предложил я ему. - Быть может, что-то, на ваш взгляд, неверно?
- Нет, все верно, - хладнокровно ответил тот, возвращая справку. И добавил: - Конечно, если бы я узнал заблаговременно о проверке, все это можно было бы в два счета исправить...
- Скрыть следы преступления, вы хотите сказать?
- А я не считаю это преступлением! Тут уж, признаться, я открыл рот от изумления. Видел наглецов, но такого...
- За пятнадцать лет, что я здесь проработал директором, я дал государству прибыль в тысячу раз больше, чем деньги, мне здесь... приписанные, - он кивнул на справку.
- Как вам не стыдно! - вышел я из себя. - Во-первых, деньги эти не приписаны. Вы их нагло присвоили. Во-вторых, прибыль, как вы изволили выразиться, государству дали не вы, а труженики совхоза. Те, кто работают на полях от зари до зари.
_ Не будь меня, каждый из них тянул бы в свою сторону. .. Растащили бы весь совхоз.
_ Вы и взяли себе "монополию"? Таскать одному?
_ Одному человеку не разграбить такой совхоз, - ухмыльнулся он.
- Проверка показала, что совхоз разграблен. Почти все показатели дутые. За счет приписок ходили в передовиках! ..
Он промолчал. Однако, судя по всему, разговор со мной, как и проверка, не очень напугали его. Наверняка он надеялся на поддержку могучих покровителей, видимо не раз уже выручавших его. Вывезут, дескать, и на этот раз...
- Очевидно, вас кто-то поддерживает... Но на этот раз вы просчитались. Ваши преступления настолько велики. ..
- Я преступлений не совершал, - повторил он, но по тому, как забегали его глазки, спрятанные за оплывшими веками, я почувствовал, что мои слова произвели должное впечатление.
Он был арестован.
В тот же день я вызвал на допрос и Мусу, того самого, что свидетельствовал на суде против Валеха. Первое, что меня поразило в нем, - лакейски согнутая спина. Причем не от старости и не от тяжелой крестьянской работы, нет. Муса угоднически согнулся, как только переступил порог кабинета. И как вошел, так сразу же впился в меня взглядом - вот, мол, я, делайте со мной что хотите, я человек послушный. Он не был стариком, этот Муса, но, когда он вошел, на меня так и дохнуло чем-то давно отжившим, затхлым. Я словно бы увидел перед собой крестьянина прошлого столетия, забитого, бесправного, темного. Правда, даже будучи темным и бесправным, азербайджанский крестьянин сохранял в себе чувство собственного достоинства. Сколько в минувшие времена скрывалось в лесах и горах гачагов, удальцов, вольнолюбивых смутьянов! И ведь почти все они были из крестьян!.. Человек, который предстал передо мной, воплощал в себе только негативную сторону старого крестьянина. Да ко всему был откровенный трус.
- Расскажи-ка, что там за история была у Валеха с сыном Меджидова?
Нижняя губа Мусы задрожала, и он ответил прерывающимся голосом:
- Уважаемый начальник, я сказал на суде..,
- На суде ты говорил неправду. Он уставился в пол.
- Чего ты боишься? Ведь Меджидов арестован. Он быстро глянул на меня и тут же изложил события точно так, как Валех.
- И тебе не стыдно было лгать на суде? - спросил я.
- Так ведь, уважаемый товарищ начальник... - Нижняя губа у Мусы опять запрыгала. - Ведь... Откуда нам было знать, что товарища Меджидова можно арестовать. Если б мы знали...
- Но ты же не занимаешь руководящей должности. Рабочий совхоза... Чего это ты так боишься этого Меджидова? Что он мог тебе сделать?
Муса быстро глянул на меня.
- Семья у меня, видите ли, товарищ начальник, большая. Восемь душ. А работников только я да старший сын... Два года назад сын окончил торговый техникум, работает в сельмаге. Вот я и подумал... Меджидову ничего не стоит устроить ревизию, оклеветать и посадить моего сына...
- Вот ты и решил оклеветать и посадить парня, который защитил тебя от побоев?! - не сумел я сдержать своего гнева. - Знай, из-за таких трусов, как ты, меджидовы и наглеют!
Валех
Сказать по правде, некоторое время по выходе из тюрьмы я не мог прийти в себя.
Долго ли будет делать все, что ему заблагорассудится, Меджидов-младший? На чем стоит удивительная власть Меджидова-старшего? Почему все знают, что он представляет из себя, и молчат?
Эти вопросы не выходили у меня из головы. Везде и всюду они преследовали меня, мучили... Иной раз находила на меня полная безысходность, и мне начинало казаться, что Меджидов с его самоуверенной масленой улыбкой - злой колдун и все вертится вокруг него, в полном согласии с его волей. И когда Мурадзаде вызвал меня к себе и стал задавать вопросы, я отвечал вяло и безучастно, не веря, что из этого допроса, как и из заявления ребят со стройки, что-нибудь выйдет путное. И даже когда Мурадзаде отпустил меня на поруки, честно признаться, я не очень радовался этому. Все равно, думал я, возвращаться в тюрьму. А вкусив волю, побыв с Сарыкейнек, ой как трудно будет снова расставаться, привыкать заново к тюремному распорядку... Никогда раньше не впадал я в такой пессимизм, мир не представал предо мной в таких черных красках. Мне казалось, что за те несколько месяцев, что я провел за решеткой, я постарел лет на десять. И моя любовь к Сарыкейнек тоже постарела, потускнела. Так мне казалось. Только ли мне? Вчера вечером, когда после работы мы сидели на берегу речки, Сарыкейнек взяла меня за руку и сама завела разговор на эту тему.