К вечеру следующего дня был приведен Жак–дровосек. Рыцарь Жоффруа приказал дозорщику у палатки никого к нему не пропускать. Усадил дровосека на скамью и даже налил ему кружку вина, не забыв, конечно, и себя, и дружески похлопал Жака по плечу:
— Пей, пей, не бойся. Ну, как там у меня в лесу, всё хорошо?
— Чему там плохому быть, добрый сир? Птицы да звери.
— А может быть, иногда и люди попадаются? А?
— Это вы, сир, о порубщиках беспокоитесь? Какие там порубщики во время войны!
— Почему порубщики? Не встречал ли ты беглых?
— Нет, сир, не приходилось.
— Говорят, их в лесах полным–полно.
— Может, где‑нибудь и есть, не знаю.
— Вот, например, в орлеанском. Ты там бывал?
— Приходилось. Давно.
— Дороги там знаешь?
— Там дорог нет, одни тропинки. Глушь страсть какая! Рыси да дикие кошки.
Рыцарь Жоффруа насупил брови и исподлобья в упор смотрел на дровосека:
— А вот мне достоверно известно, что там, в ближайшей отсюда части, есть люди — беглые вилланы, и немало их.
Ни одна жилка не дрогнула на лице дровосека, — Не знаю, сир, что вам и ответить: сказать, что там нет людей, — значит обвинить кого‑то во лжи, сказать, что есть, — значит самому соврать, потому что, когда я был в орлеанском лесу, там никого не видал. Мой долг, сир, предупредить вас, что не знающий тех тропинок может заблудиться и не выбраться оттуда и попадет в лапы рыси или кошки, а ночью там всякого зверья великое множество.
— Ну ладно, вот что, — перебил рыцарь. — Возьмешься ли ты провести в этот лес меня с моими людьми? Не беспокойся, для зверья у нас запасено оружие. Попробуем поискать и вернемся обратно, а тебе за это я отсыплю две пригоршни серебра. Согласен?
— Как я вам уже сказал, был я там давно На свою память рассчитывать не могу. Стар я стал. Люди добрые говорят, что мне скоро двести лет стукнет. Все может быть, не знаю. Ежели вы, добрый сир, обождать можете, я раздобуду одного человека — он там все тропинки знает. Надобно мне для этого дня три. А насчет денег не извольте беспокоиться, я и на одну пригоршню согласен. Куда мне, старику лесному, серебро?
— Ну что ж, давай человека. Да нельзя ли поскорей?
— Для вас, сир, постараюсь. — Дровосек встал и отвесил поклон: — Благодарю за почет! — и повернулся уходить.
Рыцарь Жоффруа встал и пошел рядом, похлопывая его по плечу:
— Смотри, к зиме чтоб дровишки мне были, да получше.
— Сами знаете, сир, Жак–дровосек плохих дров для таких сеньоров, как вы, не готовит. Бывало, привезешь вашему отцу в замок дров. Они выйдут, щелкнут пальцем по полену: «Звенит?» говорят. «Звенит», отвечаю. Они к депансье обернутся: «Выдай‑ка Жаку золотой». Да упокоит их господь в своих райских кущах!
Рыцарь Жоффруа опустил голову и, осеняя себя крестным знамением, пробормотал:
— Amen.
Нуаро ждал своего хозяина у входа в палатку и бросился к нему, виляя хвостом и радостно повизгивая.
— Заждался! — сказал Жак, поглаживая собаку по голове. — Ну, идем скорей!
Нуаро всё сразу понял, помчался вперед, остановился, обернулся, ожидая хозяина. Когда тот подошел, Нуаро снова умчался вперед. Он безуспешно гонялся, лишь бы гоняться, за стрижами, скользящими в бешеном лёте над самой дорогой.
Жак шел в орлеанский лес. Шел и думал, как бы помешать рыцарю де Мории исполнить его замысел разыскать вилланов в орлеанском лесу. И не только помешать, но и проучить этого мерзкого человека так, чтоб он носа своего не совал больше в лес, ни в орлеанский, ни в какой другой. Заночевав в поле, Жак к полдню следующего дня пришел в лесной лагерь.
Как всегда, приход Жака–дровосека был радостен для вилланов.
Тотчас же все толпой окружили его, ожидая новостей, рассказов, а главное, добрых советов. На этот раз, однако, Жак заявил, что он намерен говорить только с некоторыми по весьма важному и пока тайному делу. Пусть выберут человек шесть. Так и сделали, и в число избранных, конечно, попали и Ив, и Проспер, и Сюзанна.
— Вот хорошо, что выбрали эту девушку! — сказал Жак. — Она нам может очень помочь в нашем деле.
Вилланы сказали, что ценят Сюзанну за ее храбрость и сметливость и любят за заботливость и доброту. Когда вилланы начали расхваливать Ива и Проспера, описывая их смелость, умение распоряжаться людьми во время походов, Ив запротестовал, сказал, что вовсе не так: не одни они с Проспером смелые и умелые, а каждый из их товарищей, когда надо, и смел и умел, как не раз было доказано на деле, и что за ним, и за Проспером, и за каждым числятся и ошибки и проступки.
— И нечего нас вперед выпячивать, — закончил он.
Жак сказал, что предпочитает собраться в одной из землянок: