Собрались родные и приближённые Киёмори и стали решать, что же делать. Киёмори сказал:
— С благой целью пришли мы сюда, но раз уж такое стряслось с государевой семьёй, ничего иного не остаётся, как отправить сопровождающих в Кумано, а самим возвращаться. Только вот оружия у нас нет, что уж тут поделать!
Тогда правитель земли Тикуго Иэсада[37] сказал:
— Немного всё-таки есть!
С собой он вёз пятьдесят длинных сундуков, и никто не знал, что в них. Он приказал поставить один в сторонке, открыл его и стал доставать сложенные там доспехи, мечи и стрелы. А из бамбуковых ручек сундуков он достал пятьдесят луков. «Иэсада настоящий храбрец и предусмотрительный воин!» — подумал тогда Тайра-но Сигэмори. В земле Кии были ещё родичи Тайра, но когда они прискакали, услышав об этом деле, то полностью снаряжённых воинов набралось не более сотни.
А тем временем стало слышно, что из столицы по дороге в Кумано двинулось войско, которое вёл старший сын Левого конюшего Ёситомо — Акугэнда Ёсихира. У храма Небесных царей, Тэннодзи, и в Мацубара, что в Абэно в земле Сэтцу, он построил войска и ждёт, когда Киёмори будет идти из Кумано. Киёмори сказал:
— Акугэнда поджидает нас с большим войском, так что глупо нам было бы идти в столицу и лечь костьми между Тэннодзи и Мацубара. Нужно собрать корабли, что найдутся в гаванях этой земли, переправиться на Сикоку, созвать войска на Кюсю, ударить на столицу, истребить отступников и избавить государя от неудобств. А что вы скажете?
Тогда Тайра-но Сигэмори выступил вперёд и сказал:
— Истинно так, как вы изволили сказать, нам и нужно было бы поступить. Однако же, по моему глупому разумению, мятежники, что схватили нынешнего государя и государя-инока, разослали указы государей во все земли, и мы, будучи объявлены врагами престола, собрать войска на Сикоку и Кюсю не сможем. А поскольку дело затронуло государей, и случилось так из-за того, что нас не было в Рокухара, будет непростительно медлить с возвращением в столицу. А что думает правитель Тикуго? — Так молвил он, и Иэсада, проливая слёзы, сказал:
— Не в первый раз слышу от вас подобные речи, и всё-таки — какие решительные слова!
Намба-но Сабуро Цунэфуса тоже согласился: «Именно так и нужно поступить!» — и на этом они вышли от Киёмори, сели на коней и направились на север. Киёмори, видя такую решительность, поступил так же.
Сигэмори построил войска для смотра и сказал им:
— Говорят, нас поджидает Акугэнда. Настало время сложить головы на поле брани у Абэно. Не хочу видеть, как наши воины бегут с поля битвы, поэтому, если кто колеблется в душе, оставайтесь здесь.
На это все до единого воины сказали: «Лучшим ответом будет поскакать вперёд!» — и двинулись, обгоняя один другого, стараясь раньше других вступить в бой. Так достигли они горы Онояма на границе земель Идзу- ми и Кии. Здесь повстречался им ехавший на чалом коне всадник с луком, в лёгких доспехах-харамаки[38], на которые был навешен колчан со стрелами, — он спешился и с почтением ожидал у дороги. «Кто таков?» — спросили его, и ответ был: «Гонец из Рокухара!» Его расспросили о делах в столице, и он сказал:
— Выехал я из Рокухара вчерашней ночью. До той поры ничего особенного не происходило. Один за другим прибывали гонцы, требовавшие, чтобы все оставшиеся в Рокухара прибыли во дворец, пусть самого помощника правителя Дадзайфу[39] и нет сейчас, поскольку он совершает паломничество. Однако же из Рокухара отвечали: «Сейчас! Скоро прибудем!», и до сих пор они сидят, запершись в Рокухара. Господин Харима-но тюдзё бежал в Рокухара на рассвете десятого дня, но тут стали один за другим приезжать гонцы с приказом государя- инока выдать его, и тут уж поделать было нечего, его выдали.
Услышав это, Сигэмори сказал:
— Хоть он и приехал в Рокухара в надежде обрести помощь, всё-таки выдали его. Какие жалкие дела творят эти люди. А по дороге сюда что видел?
— Ничего особенного. У Тэннодзи и Абэно ожидают Воин Ито Кагэцуна, Татэ-но Таро Садаясу, Гохэй Сиро Санэкагэ и другие — они собрали немного войск вам в помощь и решили: «Куда Киёмори поехал дальше — непонятно, и что творится к югу отсюда, мы не знаем, а потому здесь покормим коней и дадим им отдохнуть перед битвой!» У них сотни три всадников. А ещё немного запаздывали к ним вассалы из Ига и Исэ, так что сейчас их, наверное, уже четыре-пять сотен.
Когда он это сказал, лица у всех прояснились: «Так это о них говорили, что будто бы это войска Акугэнда!»
9 | О ТОМ, КАК МИЦУЁРИ ПОШЁЛ НА СОВЕТ ВО ДВОРЦЕ, А ТАКЖЕ О ТОМ, КАК КИЁМОРИ ПРИБЫЛ В РОКУХАРА
В девятнадцатый день на совет во дворец были призваны высшие сановники. Начальник Левой привратной стражи Мицуёри отправился ко двору принарядившись и с парадным мечом в лакированных ножнах с драгоценной отделкой. Взял он с собой лишь четверых-пятерых хорошо одетых разноцветных[40] и одного своего самурая, Ума-но дзё Нориёси, которого тоже нарядил разноцветным, дал ему малый меч, чтобы тот держал его за пазухой, и наказал: «Если дело пойдёт неладно, заруби меня своей рукой!» Ворота надёжно охранял большой отряд воинов, мимо которых приезжающие во дворец сановники и придворные старались проскользнуть украдкой, но Мицуёри вошёл, нисколько не смущённый великим множеством воинов. Воины положили луки, отложили в сторону стрелы и пропустили его. Обойдя с севера Дворец Пурпурных покоев, Сисиндэн, он увидел, что начальник Левой привратной стражи Нобуёри уселся на самом высоком месте, выше всех остальных. «Странное дело!» — подумал Мицуёри. Перепуганный государственный советник Акитоки сидел на низком месте, сжимая в руке дощечку для записи приказаний[41]. «Эге, да места тут вовсе перепутаны!» — сказал себе Мицуёри, тихо прошёл к тому месту, где на возвышении сидел Нобуёри, и уселся рядом с ним. Нобуёри с изменившимся лицом церемонно ему поклонился. Сидевшие тут сановники и вовсе вытаращились от удивления, как бы говоря: «Да что же это такое!» А Мицуёри, со словами: «Я смотрю, нынче начальники привратной стражи сидят на первых местах!» — подтянул под себя шлейф своего платья, поправил одежду, взял деревянную табличку, уселся поудобнее и спросил: «Итак, какие же дела мы сегодня решаем?» Никто из сидевших здесь сановников и придворных ему не ответил. Даже о порядке старшинства в собрании никто не заикнулся. Мицуёри, подождав немного, молча встал и вышел. Видевшие это воины, собравшиеся на площади перед залом, говорили: «Аварэ, великой силы человек! Нынче собралось народу немало, а сесть наверху рядом с Нобуёри никто не решился, только этот. Ещё как в ворота вошёл, нисколько не показал вида, что смущён или напуган, так и держал себя до конца! Аварэ, с таким бы военачальником да в битву! Как здорово бы было! Если бы этому Мицуёри поменять местами иероглифы в имени, получился бы точь-в-точь старинный полководец Ёримицу[42]!» А другие говорили: «Да, а Нобуёри, сколько иероглифы в имени местами ни меняй, а храбреца вроде Ёринобу[43] из него не выйдет — больно труслив!» Так они посмеивались втихую, приговаривая: «У стен есть уши, а у камней — рты! Мы ничего не говорили и не слышали!»
Мицуёри же вышел из зала совета, но дворец не покинул. Нарочно громко ступая, прошёл по возвышению для аудиенций у малых государевых покоев, и с северной стороны ширмы с изображением озера Куньмин увидел своего младшего брата, бэтто[44] Корэкату. Мицуёри подозвал его и сказал:
Мицуёри увидел, что начальник Левой привратной стражи Нобуёри уселся на самом высоком месте, выше всех остальных. «Странное дело!» — подумал он.
— Я прослышал, что собирают придворных держать совет во дворце, спешно приехал — а решать-то ничего и не решают! Не знаю, правда ли, да только слышно, что меня, Мицуёри, причисляют к тем, кого будут казнить за преступления. Послушать, так те, кого приговорят — все люди учёные и достойные. Оказаться в такой компании даже лестно. Ну да ладно. А ты-то зачем ездил на облучке повозки Нобуёри в Кагурагаока смотреть на голову Сёнагона-инока? Вот уж неподобающее поведение! Чтоб при твоей должности ехать на подножке чьей бы то ни было повозки — такого ещё не бывало! Срам-то какой! А уж ездить на опознание головы — это и вовсе никуда не годится!
38
32 Род доспеха, напоминающий кирасу. Изготавливался из нескольких рядов гнутых пластин, скреплённых шёлковым шнуром, со свисающей пластинчатой юбкой, защищающей верхнюю часть ног.
41
35 Атрибут придворного — дощечка из дерева или слоновой кости, использовавшаяся для записи распоряжений вышестоящих и т. п.