Небесный отрок подошёл к святилищу, принял то, что ему подали из-под края занавески, и положил перед Ёритомо длинные полоски сушёных моллюсков-аваби, числом шестьдесят шесть.
в душе такую клятву: «Славься, великий бодхисаттва Ха- тиман! Позволь мне, Ёритомо, обрести силу! Тогда покажу я покойному батюшке, как расправлюсь с этими Тадамунэ и Кагэмунэ!»
Командир Правой стражи Ёритомо был сыном Ёситомо от дочери управляющего этого храма, Суэнори. Всего она родила Ёситомо троих детей. Девочка, которую прозвали Барышня с улицы Бомон[146], жила в столице, а присматривал за ней Гото-бёэ Санэмото. Сына Ёситомо, жившего в местности Кацура в земле Суруга, связал и выдал Тайра брат его матери, правитель Такуми Томонага. Поскольку взрослого имени у него ещё не было, а отправить в ссылку без имени невозможно, то нарекли его Марэёси и сослали в землю Тоса, в местность Кира, а потому прозывали Кира-но кандзя. Печально, что у братьев оказалась такая карма, идущая из прежних рождений — быть сосланными на восток и на запад, Марэёси — в край Тоса, что у Южного моря, а Ёритомо — в край Идзу, что в Восточных землях.
5 | О ПОСТРИЖЕНИИ КИЁМОРИ, О ПАЛОМНИЧЕСТВЕ К ВОДОПАДУ, А ТАКЖЕ О ТОМ, КАК АКУГЭНДА ОБОРОТИЛСЯ ГРОМОВИКОМ
И вот, с тех пор, как в смуту Хогэн был убит Тамэёси, а в смуту Хэйдзи — Ёситомо, весь род Тайра процветал[147]. Сам Киёмори возвысился до сана Главного министра, сыновья его стали начальниками дворцовой стражи, а родичи получали ранги и должности по своим желаниям, и среди высших сановников и вельмож выходцев из Тайра уже было более шестидесяти. В одиннадцатую луну второго года Нинъан[148] Киёмори занемог, и пятидесяти одного года от роду принял духовный сан. В монашестве взял он имя Дзёкай — Океан Чистоты. Воздвиг в краю Хёго Остров сутры, что облегчает путь кораблям из всех стран[149], устроил себе поместье в Фукухара, где большей частью и пребывал.
Как-то раз Киёмори решил развлечься, и отправился к водопаду Нунобики — Растянутое полотно, взяв с собой несколько десятков родичей и самураев. Намба-но Сабуро сказал, что видел сон, суливший несчастье, и остался было дома, но домашние потешались: «Стыдно обладающему луком и стрелами верить в сны и приметы!» Он решил, что они правы, и пустился вдогонку за ушедшими. Полюбовавшись водопадом, спустились к подножию горы, и тут внезапно с гор подул ветер, собрались тучи, в них ярко заполыхало и загремел гром. Намба побледнел и сказал своим спутникам:
— Вот об этом-то и был тот сон, о котором я говорил. Напугал меня явившийся этой ночью во сне Акугэнда — точь-в-точь такой, какой он был перед казнью — с ненавистью в лице, говоривший: «Стану громовиком — и сокрушу вас всех!» А только что на юго-восток пролетело что-то сияющее, размером с мяч — никто из вас не видел? Сдаётся мне, то был дух Акугэнды! А уж если он вернулся, то знаю — меня он точно убьёт. Но пока я жив — пусть он и в облике грома — ударю его мечом хоть раз! Расскажете потом другим, как всё было! — так он сказал и обнажил меч. И точно — из чёрных облаков спустился к нему смерч, и ударила молния! Опасность явно грозила и Киёмори, но, на его счастье, на шее у него в парчовом мешочке была сутра «Рисюкё», переписанная в пять кистей самим Кобо-дайси[150]. Дождь ещё лил, гремел гром, но Киёмори удалось спастись. Когда тучи рассеялись, все подошли взглянуть на убитого молнией Намба. Тело его было разорвано на тысячу частей, так что и не разобрать, где что, а меч расплавился до самой гарды. Если не берегла бы Киёмори сутра, переписанная святым учителем, то и он не избежал бы гибели!
В старину бог Тэндзин[151], в обиде на несправедливую ссылку, учинил грозу и поразил тогдашнего министра. Он тогда явился в мир в облике человека показать, что надобно устранять клеветников и награждать верных. А ныне и Акугэнда, которого отстранили от должности, да ещё и казнили средь белого дня, от обиды оборотился громом и сразил Намба-но Сабуро. Много было тогда людей, что в страхе говорили: «Что ж это за сила духа такая, что его обида не развеивается и после смерти!»
6 | О ТОМ, КАК УСИВАКА ОТПРАВИЛСЯ В КРАЙ ОСЮ
Киёмори распорядился подготовить в своей усадьбе комнату покрасивее и стал навещать Токиву с просьбами поселиться у него. С древности и до наших дней, и мудрые государи, и свирепые воины порой лишались сострадания, забрасывали дела правления и забывали о запретах — об этом писал муж с горы Сяншань: «Красавицы сводят мужчин с ума»[152].
Проходили годы и месяцы, трое детей Токивы подросли. Старший, Имавака, учился при храме Дайгодэра, потом постригся в монахи и стал прозываться преподобный Дзэнсай[153]. Известен он и как Свирепое Преподобие, ибо нрав он имел на редкость буйный. Средний, Отовака, служил у принца с Восьмого проспекта, а потом стал храмовым служителем, приняв буддийское имя Энсай[154]. Младший, Усивака, учился у мудреца по имени Рэннин из кельи Токобо в храме Курама. Делил он келью с мудрецом Какудзицу из кельи Дзэнринбо, и звался Сяна-о. А как сравнялось ему одиннадцать, он изучил родословные разных домов и мог читать записи о различных