Если бы не этот проклятый ветер! Он спутал, сбил все расчёты. Вообще, Макаров никак не мог привыкнуть к мгновенной переменчивости здешней погоды, к её внезапным, непредсказуемым капризам.
Худая Борькина фигура в коричневом лыжном костюме маячила впереди. Макаров двинулся за ним вдогонку. Он знал: сам Борька скорее свалится, чем попросит помощи. Может быть, и права была Татьяна Васильевна, когда говорила, что нужно дать этому мальчишке какую-нибудь ответственную должность, сделать его начальником ребячьего штаба или командиром похода или придумать ещё что-нибудь… Она верила, что это обязательно повлияет на него. Может быть, она и была права, но всё-таки…
В этот день Макаров вёл занятия кружка радиотелеграфистов. Уже успел схлынуть первоначальный ажиотаж, и в кружке теперь занималось всего семь человек. В первые дни записался почти весь класс, а потом — кому показалось скучно, кому трудно выстукивать бесконечные тире и точки. Ушёл из кружка и Терёхин, а за ним — сразу почти все мальчишки. Это не было для Макарова неожиданностью. Он прекрасно знал, что даже в армии, в учебных подразделениях, где не особенно-то считаются с желаниями и наклонностями, далеко не каждый становится классным радиотелеграфистом — просто не всякому дано овладеть этой профессией. Зато те, кто остался в кружке, остались прочно. Макаров был уверен, что теперь они уже всю жизнь будут охотиться за позывными, едва уловимыми сквозь треск атмосферных разрядов, едва различимыми — и потому ещё более дорогими для каждого истинного радиста.
И всё-таки поначалу Макаров надеялся заинтересовать и Терёхина.
Надеялся, что увлечётся парень радиоделом и переменится. Но вот напрасно, оказывается, надеялся… «Ну ничего, — говорил он себе, — впереди ещё военная игра, поход, стрельбы в тире, что-нибудь да заденет Терёхина за живое, ни один мальчишка не устоит перед такими вещами…»
В этот день он занимался со своей «великолепной семёркой», как, конечно же, сразу окрестили ребята его кружковцев, когда вдруг в класс ворвалась Люда Лепёшкина.
— Станислав Михайлович! Станислав Михайлович! — чуть не плача, закричала она. — Скорей! Там мальчишки кошку хотят сбрасывать с чердака! Скорей!
— Какие мальчишки? Какую кошку? — сердито спросил Макаров. Ещё не хватало ему гоняться по чердакам за кошками! И откуда только эта Лепёшкина всегда знает, что и где делают мальчишки?..
— Наши мальчишки кошку мучают! Быстрей! Помогите, Станислав Михайлович! — В глазах её стояли слезы, она схватила Макарова за рукав и тянула за собой.
Макаров выскочил из класса и вслед за Лепёшкиной побежал по коридору к узкой лестнице, ведущей к чердачной двери.
Дверь была заперта изнутри.
Люда забарабанила кулаками.
— Терёхин! Открой сейчас же! Слышишь, открой!
В ответ раздался отчаянный кошачий крик. Потом смех мальчишек.
— Лепёшкина, не упади в обморок! — кричали оттуда. Иди пожалей свою кошечку!
— Терёхин, открой! — громко сказал Макаров.
На чердаке сразу стало тихо. Потом дверь распахнулась и Макаров увидел Борьку Терехина. Мимо его ног стремительно пронеслась кошка.
— Ну, чем вы здесь занимаетесь? — сказал Макаров. — Кто вас пустил на чердак?
— А мы, Станислав Михайлович, — сказал Терёхин (он всегда начинал называть Макарова по имени-отчеству, когда видел, что тот сердится), — мы опыт ставим. Проверяем живучесть кошачьего организма.
Он смотрел на Макарова с лёгкой снисходительной насмешкой, даже с некоторым едва уловимым презрением, словно говорил: «Что вы девчонок слушаете? Охота шум поймать из-за таких пустяков!» И выражение его лица повторялось на лицах мальчишек, которые стояли за его спиной.
— А умнее ничего не придумали? — спросил Макаров.
— Тебя бы, Терёхин, самого так помучать, тогда бы узнал! — тут же вставила своё слово Лепёшкина.
— Тю-тю-тю! — сказал Терёхин. — Слёзки вытри. Нервы укреплять надо. Подумаешь, одной кошкой больше, одной меньше!
— Знаешь, кто так нервы укрепляет? — зло спросил Макаров.
— Ну кто?
— Фашисты, вот кто!
Терёхин открыл было рот, хотел что-то сказать, но Макаров не стал слушать, повернулся и пошёл прочь.
— Да мы же шутили! — крикнул ему вслед Терёхин. — Что, и пошутить уже нельзя?!
Шутили они! Как же!
Будь этот Борька его братом, он бы давно уже… Впрочем, что бы он сделал? Поколотил бы его? Но он не представлял, как бы смог решиться ударить человека, который его меньше и намного слабее. Тогда что же он всё-таки сделал бы? Поговорил бы, что называется, по душам? Но кто ему запрещает сейчас поговорить по душам с Терёхиным? А вот не получается. Оказывается, не так-то это просто — захотел и поговорил.