Сонечке мой дом детски нравился, как четырнадцатилетнему ребенку, которым она была.
Чтобы совсем все сказать о моем доме: мой дом был - диккенсовский: из ?Лавки древностей?, где спали на сваях, а немножко из ?Оливера Твиста? - на мешках, Сонечка же сама - вся - была из Диккенса: и Крошка Доррит - в долговой тюрьме, и Копперфильдова Дора со счетной книгой и с собачьей пагодой, и Флоренса, с Домби-братом на руках, и та странная девочка из ?Общего друга?, зазывающая старика-еврея на крышу - не быть: ?Montez! Montez! Soyez mort!15 Soyez mort!? - и та, из ?Двух городов?, под раздуваемой грозой кисеею играющая на клавесине и в стуке первых капель ливня слышащая топот толп Революции...
Диккенсовские девочки - все - были. Потому что я встретила Сонечку.
Сонечкина любовь к моему дому был голос крови: атавизм.
========
(Диккенс в транскрипции раннего Достоевского, когда Достоевский был еще и Гоголем: вот моя Сонечка. У ?Белых Ночей? - три автора. Мою Сонечку писали - три автора.
Как ей было не суметь - Белых Ночей?!)
========
Приходила я к ней всегда утром, - заходила, забегала одна, без детей. Поэтому ее комнату помню всегда в сиянии - точно ночи у этой комнаты не было. Золото солнца на зелени кресла и зелень кресла в темном золоте паркета.
- Ах, Сонечка, взять бы вас вместе с креслом и перенести - в другую жизнь. Опустить, так с него и не сняв, посреди Осьмнадцатого века - вашего века, когда от женщины не требовали мужских принципов, а довольствовались - женскими добродетелями, не требовали идей, а радовались - чувствам, и во всяком случае - радовались поцелуям, которыми вы в Девятнадцатом году всех только пугаете.
Чтобы с вашего кресла свешивались не эти вот две квадратных железных необходимости, а туфельки, и чтобы ступали они не по московскому булыжнику, а - вовсе не ступали, чтобы их подошвы были - как у еще не ходивших детей.
Ибо вы (все искала вам подходящего слова - драгоценность? сокровище? joyau? bijou?) Kleinod!16 и никто этого в Москве Девятнадцатого Года - не видит, кроме меня, которая для вас - ничего не может.
========
- Ах, Марина! Мне так стыдно было перед ним своих низких квадратных тупоносых ног!
Перед ?ним? - на этот раз не перед Юрой. Сонечка в мою жизнь вошла вместе с моим огромным горем: смертью Алексея Александровича Стаховича, в первые дни его посмертья. Кто для меня был Алексей Александрович Стахович - я уже где-то когда-то рассказывала, здесь дам только свои неизданные стихи к нему:
Хоть сто мозолей - трех веков не скроешь! Рук не исправишь - топором рубя! О, сокровеннейшее из сокровищ: Порода! - узнаю тебя.
Как ни коптись над черной сковородкой Все вкруг тебя твоих Версалей - тишь. Нет, самою косой косовороткой Ты шеи не укоротишь!
Над снежной грудой иль над трубной сажей Дугой согбен - все ж гордая спина! Не окриком, - все той же барской блажью Тебе работа задана.
Выменивай по нищему Арбату Дрянную сельдь на пачку папирос Все равенство нарушит - нос горбатый: Ты - горбонос, а он - курнос.
Но если вдруг, утомлено получкой, Тебе дитя цветок протянет - в дань, Ты так же поцелуешь эту ручку, Как некогда - царицы длань.
(Один из слушателей, тогда же: ?Что это значит: утомлено получкой?? - ?Когда человек, продавщик, устает получать. (Непонимающие глаза.) Устает получать деньги, ну - продавать устает?. - ?Разве это бывает?? (Я, резво:) ?Еще как. Вот с Львом Толстым случилось: устал получать доходы с Ясной Поляны и за сочинения гр. Л. Н. Толстого - и вышел в поле?. - ?Но это исключительный случай, гений, у вас же рэчь (мой собеседник - поляк) - о ?дитя?. - ?Мое дитя - женщина, а получать ведь вопрос терпенья, а женщины еще более терпеливы, чем гении. Вот мое ?дитя? сразу и подарило розу Стаховичу...?)
Второе:
Не от запертых на семь замков пекарен И не от заледенелых печек Барским шагом, распрямляя плечи, Ты сошел в могилу, русский барин.
Старый мир пылал - судьба свершалась. ?Дворянин, дорогу - дровосеку!? Чернь цвела, а вблизь тебя дышалось Воздухом Осьмнадцатого века.
И пока, с дворцов срывая крыши, Чернь рвалась к добыче вожделенной Вы ?bon ton, maintien, tenue?17 мальчишек Обучали - под разгром вселенной.
Вы не вышли к черни с хлебом-солью, И скрестились - от дворянской скуки! В черном царстве трудовых мозолей Ваши восхитительные руки.
========
(Не мне презирать мозоли - тогда бы я должна была презирать себя первую - но тогда эти мозоли были в любовь навязаны и вменены в обязанность. Отсюда и ненависть.)
Прибавлю еще, что Сонечка со Стаховичем были в одной студии - Второй, где шли и Сонечкины ?Белые Ночи? с единственным действующим лицом - Сонечкой, и ?Зеленое кольцо? с единственным действующим лицом - Стаховичем (кольцо - молодежь).
========
Вот об этих-то le?ons ?bon ton, maintien, tenue? Сонечка мне и рассказывала, говоря о своих тупоносых башмаках.
- Это был такой стыд, Марина! Каждый раз сгорала! Он, например, объясняет, как женщине нужно кланяться, подавать руку, отпускать человека или, наоборот, принимать.
?Поняли? Ну, пусть кто-нибудь покажет. Никто не может? Ну, вы, - Голлидэй, Соня?.
И выхожу, Марина, сгорая со стыда за свои грубые низкие ужасные башмаки с бычьими мордами. В таких башмаках проходить через весь зал - перед ним, танцевавшим на всех придворных балах мира, привыкшим к таким уж туфелькам... ножкам...
О ножки, ножки, где вы ныне, Где мнете вешние цветы?
Но выхожу, Марина, потому что другому - некому, потому что другие - еще хуже, не хуже одеты, а... ну, еще меньше умеют... дать руку, отпустить гостя. О, как я бы все это умела, Марина, - если бы не башмаки! Как я все это глубоко, глубоко, отродясь все умею, знаю! Как все сразу - узнаю!
И он всегда меня хвалил, - может быть, чтобы утешить меня в этих ужасных башмаках? - ?Так, так, именно - так...? и никогда на них не смотрел, точно и не видел, как они меня - жгут. И я не глядела, я ведь только до боялась, до того, как он скажет: - Ну, вы - Голлидэй, Соня! А когда уже сказал - кончено, я свободно шла, я о них и не думала, - о, Марина! я до них не снисходила.
Но он их - отлично замечал, потому что, когда однажды одна наша ученица пожаловалась, что не умеет, ?потому что башмаки тяжелые? - ?Какова бы ни была обувь - остается поступь. Посмотрите на Софью Евгеньевну: кто скажет, что у нее на каждой ножке - по пуду железа, как у узника Бонивара??