В большом помещении, где стояли телефонные кабинки, было светло и пусто. Только дежурная за своим столиком да два-три журналиста, ожидавших вызова, как и он. В огромные окна проникал солнечный свет, а за стеклом видны были снежные улицы Зеефельде, яркие толпы туристов, каток, на котором кружились, носились, падали или медленно и неуверенно — кто как умел — двигались любители фигурного катания — все больше молодежь, все больше девушки.
- Гер Луговой, восьмая кабина,— негромко сказала дежурная, и он заторопился, вынимая из кармана листки.
- Здравствуйте, Александр 'Александрович,— услышал он четкий, совсем близкий голос редакционной стенографистки,— вы готовы?
- Готов, Ниночка, готов, добрый день.
- Луговой продиктовал свой обзор. Попросил повторить некоторые имена и названия.
- Все? — спросила стенографистка.
- Все.
Последовали обычные вопросы о погоде, о новостях, о разных редакционных делах, о судьбе предыдущих материалов.
—Ваша жена звонила час назад,— сообщила стенографистка,— просила передать, что сегодня будет вам звонить в два часа в отель, раньше не дают.
Луговой поблагодарил.
Наступила пауза, и он уже решил, что дали отбой, когда вновь услышал голос стенографистки, в нем звучала странная нерешительность:
- Александр Александрович, вы что, уходите от нас?
- Почему вы решили? — искренне удивившись, спросил Луговой.
- Все говорят. Говорят, уже приказ есть. Не уходите...
—Не уйду, Нина,— рассмеялся Луговой,— раз вы не хотите, не уйду. Уже и приказ есть? Быстро вы там все решаете,— он улыбнулся.— До завтра.
—До завтра,— печально сказала стенографистка.
Он вышел из кабины, вытырая шею платком. Жара!
Прямо духота в этих стеклянных ящиках, хоть дверь не закрывай.
Да, а Ирина так и не подошла к аппарату. Может, занята...
—Гер Луговой, восьмая кабина,— раздался негромкий голос дежурной.
«Что за черт, разве она не видела, что я закончил разговор? — подумал он.— Или стенографистка забыла что-то сказать? Странно, Нина такая аккуратная».
Он снова вошел в кабину, оставив дверь открытой.
- Да, Нина, забыли что?
- Александр Александрович,— услышал он мужской голос,— это вы?
- Я,— удивившись, ответил Луговой. «Кто это может быть?»
- Это вы? Это Луговой? — надрывался голос.— Вы меня слышите?
- Да, слышу, слышу. Кто говорит?
Здравствуйте, Александр Александрович, это Лютов! Лютов говорит. Из «Спортивных просторов».
—Здравствуйте,— Луговой не мог скрыть удивления.
Последовала пауза.
—Александр Александрович, поздравляю вас. Приказ о вашем назначении вчера подписан.. Да для вас это, наверное, не новость?
—Новость, — Луговой уже овладел собой. — Не ждал, что так скоро. А за поздравление спасибо.
- Александр Александрович, по телефону особенно не разговоришься. Так я уж покороче. У меня к вам просьба...
- Слушаю вас,— Лугового охватила тоска. Он знал, с какой просьбой обратится к нему Лютов, предвидел.
- Хотел бы остаться в журнале. Сколько лет ведь проработал, сами знаете. Не замом, боже упаси, я понимаю, новый редактор — новые люди. Хоть завотделом. Спортивным, например, я ведь на этом деле собаку съел, сами знаете. А?
- Родион Пантелеевич, может, до моего возвращения оставим этот разговор? Все равно без меня ничего в журнале меняться не будет,
—Александр Александрович, скрывать не собираюсь, я с этой просьбой к председателю комитета обращался, он сказал: «Если Луговой не возражает, я возражать не буду. Он главный редактор, ему и решать».
«Что ответить?» — размышлял Луговой. Он понимал, что оставлять Лютова в журнале не следует. У любого бы затаилась при создавшихся обстоятельствах обида, ревность, а то и злость. А уж у такого, как Лютов, и подавно.
Его желчный, неприятный характер и неприязненное отношение он хорошо знал. Но в то же время отрицать опыт и знания Лютова как старого специалиста, как большого знатока футбола и хоккея он не мог. В конце концов, оставит не замом, завотделом, окружит новыми людьми, которые не дадут Лютову валять дурака. Да и что он, уж совсем ничего не понимает, Лютов? Изменится, будет работать по-новому. А не захочет, что ж, никогда не поздно будет расстаться.
- Алло! Алло! Александр Александрович, вы здесь? Поймите, — доносился до него то пропадавший, то вновь возникавший голос — слышимость ухудшилась, — я ведь чем буду заниматься? Футболом да хоккеем своим. Уж это дело я знаю. Не подведу.