— Жених… — в ужасе прошептала Исидора. — Пресвятая Дева, я не могу поверить…
— О, это было так насмешливо с его стороны — предлагать мне брак, когда на самом деле…
— Молчите! — со злостью перебила ее Исидора. — Молчите, умоляю, я не хочу знать подробностей!
— Вам больно, я могу вас понять, — не без жалости сказала Луиза. — Но давайте положим конец этой вражде хотя бы ради Генри.
— Вы выиграли, — тихо сказала Исидора, до крови впившись ногтями в собственные ладони.
— Что?..
— Вы выиграли. Я не хозяйка здесь и не хозяйка сердца дона Морисио. Никогда не была.
Луиза растерялась от такой откровенности.
— Я не знаю, что вы подумали, но все это неправда, — продолжала мексиканка. — Я никто дону Морисио. Не говорите больше ничего, я не хочу отвечать. Знайте только, что Исидора Коварубио де Лос-Льянос умеет проигрывать, и она не опустится до мести.
С этими словами Исидора покинула хижину мустангера и ушла на лесную опушку, где наконец дала волю слезам. Она плакала едва ли не впервые в жизни — даже ее отец не мог сказать, когда он в последний раз видел дочь плачущей. Вместе со слезами выходила вся боль, вся тьма, накопившаяся в душе и терзающая ее острыми когтями. Ревность, обида, ропот, жажда мести, неизбывная печаль — все это высокой волной всколыхнулось в душе мексиканки и грозило похоронить ее под собой.
Так прошло не меньше часа. Крапчатой кобылы, которая напоминала Исидоре об одном из самых горьких дней в ее жизни, уже не было в стойле возле хакале. Девушка ополоснула лицо водой из умывальника и вошла внутрь. Она присела на табурет возле постели больного и бесцельно воззрилась на пламя горящей свечи.
— Вы снова грустите, сеньорита?.. — услышала она тихий голос.
Генри смотрел на нее, улыбаясь, по большей части, одними глазами.
— Дон Энрике! Вы пришли в себя, хвала Деве Марии! Какая радость, какая радость! — Исидора в порыве чувств гладила его по щеке.
— Где я? — спросил раненый, окинув взглядом скромную хижину.
— Вы в хакале дона Морисио.
— Боже, я ничего не помню, — Генри зажмурился. — Кроме вас, донья Исидора. Спасибо вам, этого я никогда не забуду.
— Молчите, вам еще рано разговаривать, — ласково сказала Исидора.
— Только если вы пообещаете, что больше не будете печалиться, — слабо проговорил юноша, с нежностью глядя на свою спасительницу.
— Я не буду печалиться, дон Энрике, даю слово. Отдыхайте, у вас еще мало сил.
Генри с блаженной улыбкой прикрыл глаза. «Да он просто ангел», — подумала Исидора. «Только ангелы умеют так прогонять тьму».
***
Луиза, весь день проведя в седле, возвращалась домой. Воистину, за этот день с ней приключилось немало: она побывала и в аду, и в раю, когда посетила возлюбленного в лазарете и услышала от него, мечущегося в бреду после тяжелых ран, слова любви. То были слова, исходящие из самого сердца, которые невозможно подвергнуть никакому сомнению, над которыми не властна черная ревность. Если бы не страдания — его и Генри, счастье прекрасной креолки было бы полным и безоговорочным.
Дома мисс Пойндекстер поджидал отец. Он редко гневался на детей, напротив, с самого детства Луиза и Генри были окружены самым теплым родительским участием и любовью, иногда даже чрезмерной, по мнению Кассия. Но нынче Вудли переменился: он строго поджал губы и смотрел на дочь так, будто та сделала что-то непростительное.
— Луиза! — суровым тоном окликнул он ее, когда девушка, легко поднявшись на крыльцо дома, словно не проехала верхом порядка пятидесяти миль, собиралась уйти к себе в комнату.
— Отец?.. — спокойно-равнодушным голосом ответила она.
— Присядь, Луиза, нам нужно очень серьезно побеседовать. Во-первых, где ты отсутствовала до самого вечера? Кто разрешал тебе уезжать?
— Я была у Генри, — невозмутимо сказала Луиза. — Старый Зеб Стумп показал мне дорогу.
— По-моему, я ясно выразился, чтобы ты оставалась дома, — рассердился Вудли.
— Вот как?! Не знала, что я пленница в Каса-дель-Корво!
— Луиза! Я всегда давал тебе полную свободу и теперь сильно об этом жалею! Я вижу, что испортил тебя своей любовью, но не об этом сейчас речь. Во-вторых, что это за отвратительная, похабная история с мустангером?
— Я люблю его, — просто и коротко ответила она.
— Что?! — лицо плантатора вытянулось от потрясения.
— Отец, я люблю мистера Джеральда, а он любит меня. Когда все закончится, мы поженимся.
— Святые угодники! — Вудли нащупал сидение дивана позади себя, словно боялся сесть мимо. — Святые угодники! Я не верю своим ушам. Луиза!
— Да, произошло ужасное недоразумение, — твердо продолжала Луиза. — Если бы Генри случайно не увидел, как мы прощались в саду, мистер Джеральд уехал бы за наследством к себе на родину, а потом попросил бы у тебя моей руки, как благородный джентльмен.
— Какой кошмар! — ее отец промокнул вспотевший лоб шелковым платком. — Моя дочь, урожденная Пойндекстер, и мустангер!
— Он дворянин! — возмутилась девушка. — А даже если бы и был простым мустангером, я все равно вышла бы за него замуж!
— Боюсь, моя дорогая, что теперь ты не выйдешь замуж вовсе. Наша семья опозорена на весь Техас, более того, вести о твоем беспутстве совсем скоро дойдут до Луизианы. Ты опорочила не только себя, ты опорочила меня, покойную мать, брата, который по твоей милости чуть не отправился на тот свет! — Вудли распалялся все больше и больше. — А что до мустангера, то будет тебе известно, что это его майор подозревает в покушении на Генри!
— Как?! — вскричала Луиза. — Это невозможно! Спросите Генри о том, как было дело, он расскажет вам всю правду!
— Не трогай Генри, мальчик должен сначала поправиться!
— А пока он поправляется, вместо преступника повесят невинного человека?! — щеки креолки запылали от гнева.
— Его невиновность еще предстоит доказать, впрочем, как и виновность. Никто не вынесет приговор мустангеру до тех пор, пока Генри не будет допрошен, но я запрещаю сейчас приближаться к своему сыну. Слышишь, я запрещаю!
Луиза в негодовании молча выбежала из гостиной, оставив убитого горем отца в одиночестве. Вудли устало откинулся на мягкую спинку дивана и закурил сигару. Эту жизнь он проиграл вчистую.
========== Глава VIII ==========
На пустыре, что раскинулся за стенами форта Индж, посреди густых зарослей стояла полуразвалившаяся хижина-хакале. Убогое убранство и беспорядок внутри вполне соответствовали характеру ее жителя — мустангера и неуловимого бандита Мигуэля Диаса по кличке Эль-Койот. Он редко бывал у себя, предпочитая проводить свободное от разбоя время в кабаках и домах терпимости, но на этот раз его гостю посчастливилось застать хозяина дома.
— Сеньор американо! — полупьяным голосом воскликнул Диас, приветствуя капитана Колхауна. — Что привело вас ко мне?
Кассий огляделся по сторонам и, не найдя подходящей мебели, присел на конский череп у низкого стола.
— Диас, у меня очень большие неприятности, — лихорадочно блеснув серыми глазами, сказал он.
— Карамба! О вашем подстреленном цыпленке гудит весь поселок. Неужели это в самом деле вы хотели его?.. — мексиканец провел большим пальцем поперек горла, этим жестом показывая, что именно намеревался сделать его гость со своим кузеном.
— Я, — выдохнул тот. — Но я не хотел, пуля предназначалась не ему, а проклятому ирландцу, черт бы его побрал! Кто мог знать, что они поменяются одеждой?! Я увидел полосатое серапе и выпалил по нему в темноте.
— Что я вам говорил, сеньор капитан? — назидательно произнес Диас, наливая себе очередную порцию текилы. — Для этих дел надо выбрать место и выждать время, а так и на виселицу угодить недолго, клянусь всеми святыми!
— Не было у меня времени, не было! — огрызнулся Кассий. — Этот гад уезжал в ту ночь, надолго уезжал и далеко. Если бы вы раньше согласились мне помочь…