— Энрике! — тихонько позвала его Исидора. — Энрике, любовь моя, ты меня слышишь?
Юноша даже не шелохнулся в ответ, от чего сердце Исидоры начало обливаться кровью еще сильнее. Всего один нежный взгляд голубых глаз, всего одна теплая улыбка заставляли ее забывать обо всех страданиях, пленительный и мучительно-манящий образ мустангера мерк перед обаянием невинности и чистоты Генри. Исидора приходила в ужас от одной мысли, что это внезапно взошедшее в ее жизни солнце навсегда скроется за тучами и оставит ее одну во мраке и холоде.
— Не покидай меня, — сквозь слезы прошептала девушка и прилегла поверх одеяла рядом с больным. — Не покидай свою Исидору! Я погибну без тебя, Энрике, погибну…
Она осторожно прильнула к его груди и лежала так целый час, пока адская боль внутри не стихла. Исидора крепко заснула, не видя никаких снов, и пробудилась ближе к утру от того, что почувствовала, как кто-то ласково коснулся ее щеки. Девушка резко поднялась с постели и увидела, что ее возлюбленный пришел в себя.
— Милый мой! — радостно воскликнула она и начала трогать его лицо, шею, плечи, будто не верила, что уже не спит. — Милый мой, ты жив, ты очнулся! Хвала Деве Марии, как я счастлива! Как ты себя чувствуешь? Хочешь чего-нибудь? Я сейчас позову доктора!
— Не надо, Исидора, — мягко сказал Генри и взял ее за руку. — Не надо никого звать, просто посиди со мной. Давай поговорим, я так соскучился по нашим разговорам.
— Энрике!..
— Ты плакала? — нахмурился юноша, в полутьме всмотревшись в лицо любимой. — Кто тебя обидел?
— Никто, никто! Я так боялась за тебя, так молилась, чтобы ты поправился! — Исидора покрыла поцелуями его лицо. — Но теперь все будет хорошо, больше ты не будешь болеть, мы больше никогда не расстанемся!
— Никогда-никогда? — с лучезарной улыбкой спросил Генри, любуясь дорогими сердцу чертами. — Обещаешь?
— Я поклянусь чем угодно!
— Не надо, родная, я верю тебе. Скажи мне, что произошло, пока я был без чувств?
— Ты правда хочешь знать? — недоверчиво спросила Исидора, опасаясь за его самочувствие. — Я не хочу тебя тревожить, Энрике, ты еще слишком слаб!
— Не бойся, я не стану изводить себя переживаниями, — заверил ее Генри. — Все равно я уже знаю правду о Кассии. Мне ничего не остается, как смириться с ней. Я лишь не могу понять, за что он так обошелся за мной.
— Не думай об этом, милый! — успокаивающе гладила его по руке девушка. — Твой кузен — низкий человек, никогда нельзя понять, что движет низкими людьми.
— Как я не увидел в нем этой бесчеловечной жестокости? — задумчиво произнес Генри. — Каш далеко не святой, но он не убийца! Во всяком случае, я всегда был в этом уверен. По какой причине он мог пойти на такой шаг?
— Энрике! — строго прищурилась Исидора.
— Ты так заботишься обо мне, — вновь улыбнулся больной. — Даже не знаю, чем я заслужил такого подарка небес, — тихо рассмеялся он. — Спасибо тебе, милая Исидора. Не повстречай я тебя однажды, меня бы уже не было в живых.
— Как и меня… — вырвалось у мексиканки.
— Почему? — удивился Генри, глядя на то, как внезапно помрачнела его возлюбленная. — Что случилось, что ты так огорчена?
— Ничего, мой дорогой, — с нежностью сказала Исидора и смахнула набежавшую слезинку с густых темных ресниц. — Моя жизнь была такой пустой без тебя.
— Моя тоже, — тяжело вздохнул Генри. — Представить только: я бы умер, так и не узнав, что такое любовь. Нет на свете участи печальнее.
«А я бы умерла, так и не узнав, что такое быть любимой», — подумала девушка, но не стала произносить эту фразу вслух.
— Ну, хватит грустить! — он сделал попытку приподняться на постели, но сил не хватило, и Генри повалился обратно.
— Осторожнее, Энрике! — испугавшись, вскрикнула Исидора и наклонилась к нему, чем он ловко воспользовался и притянул ее к себе, чтобы поцеловать.
Его страстный и в то же время трепетный поцелуй вернул к жизни убитую горем Исидору. Куда-то без следа исчезли обида, ревность, страх. Вся чернота и ужас вышли из ее сердца, уступив место поистине райскому блаженству.
— Я все же позову врача, — отстранилась она наконец от Генри и еще раз посмотрела в его чистые, как небо, глаза, чтобы убедиться — в эту минуту в мире нет никого счастливее их двоих.
***
Наступил день, которого с нетерпением ждала вся нижняя Леона с окрестностями. Неумолимо приближалась развязка драмы, разыгравшейся прямо на глазах у сотен южан. На плацу форта Индж людей собралось не меньше, чем в день ареста Кассия Колхауна на главной площади поселка. На этот раз дамы присутствовали при действе — по периметру плац-парада выстроились экипажи с лошадьми, откуда, кокетливо прикрываясь веерами, выглядывали юные барышни и зрелые матроны. Их взору предстала картина, которой нельзя было увидеть и в самом именитом театре Соединенных Штатов.
Под сенью огромного дуба за длинным столом готовились к заседанию судья, прокурор и двенадцать присяжных в парусиновых костюмах, деловито покуривая трубки и сигары. На скамье подсудимых под усиленной охраной сидели сразу двое: остроносый мужчина лет тридцати в синем капитанском мундире и загорелый, крепко сложенный мексиканец разудалого вида. Отставной капитан опустил голову и смотрел в землю, бандит же дерзко разглядывал толпу, словно это он пришел поглазеть на собравшихся, а не наоборот. Под широким навесом расположились пострадавший и свидетели: бледный юноша, с одной стороны поддерживаемый отцом, а с другой — прекрасной мексиканской сеньоритой, его сестра, прикрывшая лицо шляпкой с вуалью, молодой красавец-мустангер, старый охотник и смешной рыжий ирландец с упитанной физиономией.
— Это все ваша вина, Диас, — злобно прошептал Колхаун соседу по скамье. — Если бы вы сделали все, как мы договаривались, ни вы, ни я сейчас не торчали бы здесь!
— Не кипятитесь, сеньор капитан, — огрызнулся тот, — даже самые матерые волки попадают в ловушки. Такая у нас проклятая жизнь, карамба!
— Жизнь! — передразнил его Кассий. — Какого черта вы увязались за юбкой вместо того, чтобы делать дело?!
— А не вы ли, сеньор американо, влипли в историю из-за бабенки, а? Что теперь скулить?
— Луиза вам не бабенка! — разозлился Кассий.
— Отставить разговоры! — ткнул караульный дулом ружья ему в спину.
Капитан Колхаун замолчал, но все же он не терял надежды на спасение. Он позаботился о своей защите на суде, пригласив из Луизианы адвоката, слывшего большим мастером по уголовным делам. Помимо прочего, воспоминание о том, как яростно Луиза отбивала его от толпы линчевателей, согревало душу даже на холодной постели гауптвахты. Кассий пытался издали рассмотреть лицо возлюбленной, но, увы, ему этого не удавалось из-за большого скопления народа.
Осунувшийся после болезни Генри выглядел неважно. Он до сих пор не нашел в себе сил взглянуть на кузена, и если бы не горячая ладонь Исидоры в его руке, молодой плантатор совсем бы сник.
— Луиза, тебе вовсе не обязательно… — послышался шепот Мориса.
— Нет, я буду давать показания, чего бы мне это ни стоило, — решительно возразила мисс Пойндекстер.
— Я согласен с мистером Джеральдом, — строго взглянул на дочь Вудли. — В твоих показаниях нет никакой нужды, достаточно и того, что ты заварила эту кашу с ночными скачками. На мою голову хватит позора, — добавил он и покосился на мустангера, к которому все еще относился с некоторой предвзятостью.
— Отец! — вступился за сестру Генри. — Не стоит упрекать Луизу в том, что случилось. Ее вины здесь нет. Неправильно лишать ее права слова, как бы мы ни боялись пересудов.
— Спасибо, милый Генри! Хоть кто-то уважает мое мнение, — благодарно сказала ему Луиза.
Молодой Пойндекстер взглянул на Исидору, почувствовав, как она напряглась. Мексиканка сидела ни жива ни мертва, и Генри догадался о причине ее замешательства. Он никогда не спрашивал возлюбленную о том, как она оказалась в хижине Мориса в ночь покушения. У него не было оснований не доверять словам мустангера, заверившего названого брата, что между ним и Исидорой никогда ничего не было, поэтому Генри не хотел ворошить прошлое, каким бы оно ни являлось. Но как позволить лезть в душу к любимой прокурору, присяжным и целой ораве зевак?