На пороге появился молодой мужчина, имевший весьма расстроенный и потерянный вид — не такая уж редкость для посетителя подобных заведений. Он подошел к барной стойке и заказал двойную порцию виски с водой.
— Герр Джеральд, чем вы так опечалены? — любопытный немец, владелец гостиницы-таверны, как всегда, самостоятельно обслуживал клиентов. — Все только и говорят о вашей скорой свадьбе, жениху не пристало раскисать!
— Свадьба откладывается, — отрезал Морис, залпом осушив стакан. — Я уезжаю на родину и зашел, чтобы собрать вещи и позвать слугу. Выставите мне счет за проживание, господин Обердофер.
— Майн готт! — потрясенно воскликнул Обердофер. — Какое несчастье! Сейчас-сейчас, — он засуетился, перебирая костяшки на счётах.
Морис равнодушно обвел взглядом таверну и, расплатившись за номер, поднялся по лестнице. К его великому разочарованию, Фелим уже прилично выпил и мирно посапывал на гостиничной койке. Мустангер принял решение не расталкивать слугу, а дать ему протрезветь до утра. Он вышел во внутренний двор, сел на своего скакуна и пустился галопом в прерию безо всякой цели.
Никогда еще Морис не чувствовал себя таким разбитым. Он гнал коня во весь опор по бескрайней зеленой равнине, залитой лучами закатного солнца. В памяти всплывали образы недавнего прошлого: длинный, утомленный долгой дорогой обоз и прекрасные голубые глаза, выглядывающие на Мориса из-за занавесок изящной кареты; многолюдный прием в Каса-дель-Корво и ангельская фигурка в белом платье на асотее; бешеная погоня за крапчатым мустангом с прекрасной всадницей… Неужели все это было зря?
Впереди показалась дорога на Рио-Гранде. Ирландец резко остановил лошадь, точно заметил какую-то опасность, но вовсе не предосторожность была причиной этой внезапной остановки. Непрошеное воспоминание поразило Мориса, как молния. Сколько раз он встречал здесь Исидору верхом на вороном, спешащую к мексиканской границе? С какой любовью на него смотрели эти черные глаза, которые теперь дарят нежность совсем другому человеку! Что за великая тайна — женское сердце? Может ли оно любить или лишь притворяется?
Дорога была пуста. Исидора в преддверии свадьбы постоянно жила у дяди, и Морис повернул коня в сторону асьенды дона Сильвио. Даже спустя десятки лет он так и не смог сказать, для чего сделал это в тот памятный вечер.
========== Глава XIX ==========
Исидора, закончив дела на конюшне и умывшись, отправилась подышать воздухом перед сном. Она никогда не гнушалась черновой работой и умела обращаться со скотом не хуже слуг, а уход за своей лошадью и вовсе никому не доверяла, управляясь со всем сама.
Исидора посмотрела в ту сторону, где располагалась Каса-дель-Корво, и мечтательно улыбнулась. Кто бы мог подумать, что асьенда, изначально послужившая источником ее горя, вдруг обернется желанной обителью счастья? Они виделись с Генри каждый день и прощались по несколько часов, чем вызывали недовольство дяди Сильвио. Старый мексиканец ворчал, что жениху и невесте неприлично проводить вдвоем так много времени, и рассказывал племяннице о том, как всего дважды виделся со своей супругой до свадьбы. Исидора пропускала эти нотации мимо ушей и вновь бежала на свидание, не позволяя, однако, никаких вольностей ни себе, ни Генри. Как бы ни было велико искушение переступить запретную черту, строгое воспитание и безупречные манеры молодых людей не давали им нарушить элементарные правила благочестия.
Топот копыт по дороге, ведущей к асьенде дона Сильвио, насторожил Исидору: жених никогда не навещал ее так поздно. В следующую минуту из-за зарослей акации показался всадник, увидев которого, мексиканка негромко вскрикнула:
— Дон Морисио!
Морис остановился и соскочил с коня, растерянно глядя на девушку.
— Что-то случилось? — поинтересовалась Исидора, видя его смятение.
— Да… Случилось кое-что непредвиденное, и я должен срочно уехать в Ирландию. Я отправляюсь в путь рано утром.
— Неужели? Ваша невеста знает?
— Знает, — кивнул Морис. — Я думал, Луиза уже сообщила вам.
— Нет, я пока ничего не слышала об этом, — удивилась Исидора.
— Думаю, будет правильно, если вы с Генри поженитесь сейчас, не дожидаясь нас с Луизой. Я и приехал сказать это.
— В такой час?..
— Другого времени не нашлось, прости, Исидора.
Они замолчали. В полной тишине раздавался лишь треск цикад, а в ушах у Исидоры гулко стучала кровь — этот человек словно был ее проклятьем, искусителем, призванным вечно терзать ее сердце. Даже сейчас, когда она наконец нашла свое счастье, он явился, чтобы смутить ее дух! Уезжать Морис не торопился.
— Что ты хотела сказать мне тогда, в ночь, когда с Генри случилось несчастье? — неожиданно спросил он.
— Это больше не имеет никакого значения, дон Морисио, — уверенно ответила Исидора.
— Да, я догадываюсь, — Морис слегка поежился от вечерней прохлады. — Знаешь, нам давно нужно было с тобой поговорить, а я все время откладывал этот разговор. Но теперь это и вправду не нужно ни мне, ни тебе.
— Почему не я?
— Прости, что? — переспросил ирландец.
— Я хотела задать вам этот вопрос тогда, — глаза Исидоры засверкали нездоровым блеском, а дыхание чуть сбилось от волнения.
— Потому что… — Морис долго не мог подобрать нужных слов. — Потому что это не любовь, Исидора. Что угодно, но не любовь. Ты ведь теперь сама знаешь, каково это — любить.
— Да, я знаю! Знаю, как никто!
— Видишь, значит, ты меня понимаешь.
— Только я не понимаю, почему вы до сих пор здесь? — вспылила Исидора.
— Я не могу ответить, потому что сам не знаю ответа, — горько усмехнулся Морис.
— Зачем вы мучаете меня, дон Морисио? — еле сдерживая слезы, проговорила мексиканка.
— Исидора, послушай же! — мустангер схватил ее за плечи и посмотрел прямо в глаза. — Именно для того, чтобы не мучить никого из нас, я хочу жить как можно дальше от Америки! Именно поэтому! Но Луиза не хочет этого понять, она выдвигает мне ультиматумы!
— Но я люблю Энрике, — напомнила Исидора, героически сохраняющая равнодушный вид под его обжигающим прикосновением. — А вам я безразлична, так какие могут быть у нас трудности?
— Это очень странно, Исидора, — Морис скользил взглядом по ее лицу, знойная красота которого в сумерках казалась ему еще более соблазнительной, — ты безразлична мне, когда ты далеко. Я точно знаю, что не люблю тебя. Я о тебе даже не думаю, не вспоминаю. Но не тогда, когда ты близко.
Девушка сжалась, как кролик, которого гипнотизирует удав, не в силах шевельнуться. Морис чуть склонился к ней. Она ощутила его горячее дыхание с легким запахом виски на своей коже. Мустангер медлил то ли в нерешительности, то ли в ожесточенной борьбе со своими демонами. Его губы почти соприкоснулись с губами Исидоры, когда оба отшатнулись друг от друга, будто ужаленные ядовитой змеей, и одновременно воскликнули:
— Нет!
Морис вскочил на коня и помчался прочь, ни разу не обернувшись. Исидора покачнулась и ухватилась за деревянную ограду, чтобы не упасть. Она все еще чувствовала на своем лице этот странный, терпкий запах некогда столь желанного мужчины.
Горько-сладкое наваждение схлынуло, и Исидора испытала глубокое отвращение к себе. Она всех ног бросилась в дом дяди, заперлась в своей спальне и зашторила окна, будто боялась чего-то, что может проникнуть в ее «крепость» извне. В полной темноте девушка зажгла свечу и опустилась на колени перед образом Девы Марии Гваделупской,{?}[Особо чтимый в Мексике образ Девы Марии. Также называется «Покровительницей обеих Америк».] вычитывая по памяти длинное молитвенное правило. Слова молитвы заглушали громкие, навязчивые и пугающие мысли, успокаивали душу, словно терзаемую когтями дикого зверя. Исидора горячо просила избавления от греховного чувства, то и дело напоминающего о себе — она считала себя не в праве идти под венец с любимым человеком до тех пор, пока образы прошлого вызывают такое волнение в ее сердце, и боялась, что это продлится всю жизнь.