— Да, — односложно ответила Софья. Затем она отошла от стола к плите. На полке лежала вилка для поджаривания гренков, и она стала вертеть ее в руках.
— Ну, а ты довольна? Тетя Гарриет считает, что вы достаточно взрослые, чтобы оставить школу. Поскольку мы уже решили, что Констанции пора оставить школу, то и впрямь лучше, чтобы вы ушли вместе.
— Мама, — сказала Софья, громко стуча вилкой, — а что я буду делать, когда оставлю школу?
— Надеюсь… — ответила миссис Бейнс тем нравоучительным тоном, отказаться от которого часто недостает ума даже самым умным родителям, — надеюсь, что вы обе будете делать все возможное, чтобы помочь маме… и папе, — добавила она.
— Да, — с раздражением произнесла Софья, — но делать-то что я буду?
— Об этом надо подумать. Поскольку Констанции предстоит заниматься дамскими шляпами, я полагаю, ты могла бы взяться за нижнее белье, перчатки, шелковые изделия и тому подобное. Затем, общими усилиями, вы сможете в один прекрасный день отлично управлять этой частью лавки, а я…
— Я не хочу работать в лавке, мама.
Эти слова Софья произнесла тоном явно холодным и недружелюбным, однако от нервного возбуждения ее била дрожь. Миссис Бейнс бросила на нее быстрый взгляд, но девочка его не заметила, потому что оборотилась лицом к огню. Миссис Бейнс считала себя истинным знатоком настроений Софьи, однако, глядя сейчас на эту прямую спину и гордо поднятую голову, она и не подозревала, что все существо Софьи молча, но страстно молит о сострадании.
— Хотелось бы, чтобы ты оставила эту вилку в покое, — сказала миссис Бейнс с той странной, суровой вежливостью, которая часто появлялась в ее отношениях с дочерьми.
Ударившись о жестяной ящик для золы, вилка рикошетом грохнулась на кирпичный пол. Софья торопливо положила ее на полку.
— А чем же ты намерена заняться? — вернулась к разговору миссис Бейнс, преодолев раздражение, вызванное вилкой. — По-моему это я должна тебя спросить, а не ты меня. Что ты намерена делать? Мы с твоим отцом надеялись, что ты любезно согласишься работать в лавке и постараешься отплатить нам за все…
В то утро миссис Бейнс неудачно формулировала свои мысли. Она, несомненно, относилась к числу незаурядных родителей, но в то утро она не смогла избежать нелепых требований, какие родители в те времена вполне искренне предъявляли детям, а хорошие дети смиренно выполняли.
Софья не принадлежала к числу хороших детей, в душе она отвергала основной принцип семейных отношений, а именно — родитель оказал своему отпрыску величайшую милость тем, что дал ему жизнь. Она вновь грубо перебила мать.
— Я вовсе не хочу бросать школу, — сказала она с горячностью.
— Но тебе придется расстаться со школой рано или поздно, — возразила миссис Бейнс со спокойной убедительностью, как бы ставя себя на один уровень с Софьей. — Нельзя же оставаться в школе вечно, детка, не правда ли? Отойди-ка!
Она быстро пересекла кухню с пирогом на противне и, засунув его в духовку, осторожно захлопнула железную дверцу.
— Да, — ответила Софья, — но я хотела бы стать школьной учительницей. Вот кем я хочу быть.
Из угольного подвала доносилось звонкое и равномерное капанье воды из починенного крана в кувшин, стоявший в каменной чаше для посуды.
— Школьной учительницей? — переспросила миссис Бейнс.
— Да, да, школьной. А какие еще бывают? — резко ответила Софья. — Вместе с миссис Четуинд.
— Не думаю, что это понравится твоему отцу, — сказала миссис Бейнс. — Уверена, что ему это не понравится.
— Почему?
— Это нам не подходит.
— Почему не подходит? — спросила девочка уже с негодованием в голосе. Она отошла от плиты. В окне промелькнули мужские ноги.
Миссис Бейнс была поражена и испугана. Поведение Софьи трудно переносить, ее манеры нужно исправить. Однако подобные выходки миссис Бейнс не беспокоили, она к ним привыкла и считала неизбежным следствием красоты дочери, платой за то дивное очарование, которое она временами излучала. Испугало же и поразило ее полное безрассудство ребяческого плана Софьи. Для миссис Бейнс он явился откровением. Какими неисповедимыми путями пришла девочке в голову подобная мысль. Сироты, вдовы и девицы немолодого возраста, внезапно оказавшиеся без всякой поддержки, — вот те женщины, которые естественно становятся учительницами, ибо кем-то они вынуждены стать. Но чтобы дочь благопристойных родителей, окруженная любовью и радостями в прекрасном доме, пожелала быть школьной учительницей — этого здравомыслящая миссис Бейнс понять не могла. Благопристойным родителям нашего времени, которым трудно испытывать сочувствие к миссис Бейнс, следует представить себе, каково было бы им самим, если бы их Софьи проявили дерзкое желание избрать профессию шофера.
— Тебе пришлось бы слишком много времени проводить вне дома, — сказала миссис Бейнс, успешно доделывая второй пирог.
Она говорила мягко. Уже почти шестнадцать лет она была матерью Софьи, и этот опыт не прошел для миссис Бейнс даром; и хотя сейчас перед ней раскрывались совершенно неожиданные опасные черты неустойчивой натуры Софьи, она сохраняла присутствие духа и вела себя с дипломатическим спокойствием. Безусловно, для матери быть вынужденной прибегать к дипломатии в отношениях с девочкой в полудетском платьице было унизительно. В ее эпоху матери были самодержицами. Но ведь Софья была Софьей.
— Ну и что? — коротко спросила Софья.
— А потом, в Берсли нет учительского места, — сказала миссис Бейнс.
— Со мной позанимается мисс Четуинд, а через некоторое время я смогу обратиться к ее сестре.
— К ее сестре? К какой сестре?
— У ее сестры есть большая школа где-то в Лондоне.
Миссис Бейнс повернулась к духовке, где запекался первый пирог, и таким образом смогла скрыть свои тяжкие переживания. Несмотря ни на что, пирог вел себя отменно. В течение нескольких секунд она успела поразмыслить и решила, что при серьезной болезни нужно применять серьезное лечение.
Лондон! Она сама дальше Манчестера не ездила. Лондон «через некоторое время»! Нет, при таком душевном состоянии Софьи дипломатия неуместна!
— Софья, — произнесла она уже другим, торжественным тоном, встав лицом к дочери и отведя от передника руки в муке и в кольцах, — не знаю, что на тебя нашло. Право, не знаю! Твой отец и я готовы с чем-то мириться, но должен же быть предел. Мы, видно, сами тебя испортили, и ты с возрастом становишься не лучше, а хуже. И пожалуйста, чтоб я больше об этом не слышала. Хотелось бы, чтобы ты брала пример со своей сестры. Разумеется, если ты не пожелаешь выполнять свою долю работы в лавке, никто заставить тебя не сможет. Если ты предпочтешь слоняться по дому без дела, нам придется это терпеть. Мы можем лишь давать тебе советы ради твоего же блага. Но, что касается этого… — она умолкла, чтобы заговорило молчание, и потом завершила, — больше чтоб я об этом не слышала.
Это была сильная и убедительная речь, произнесенная внятно и таким тоном, какого миссис Бейнс не допускала ни разу, после того как пять лет тому назад уволила молодую продавщицу за легкомысленное поведение.
— Но, мама…
Вверху на лестнице звякнули ведра. Это Мэгги спускалась из спальных. Дело в том, что семья Бейнсов всю жизнь изо всех сил старалась, чтобы ее дела не стали достоянием чужих людей; предполагалось, что Мэгги и все служащие лавки за исключением, возможно, мистера Пови одержимы ненасытным желанием узнать то, что их не касается. Поэтому голоса Бейнсов замолкали или приглушались до таинственного шепота, как только раздавались шаги соглядатая.
Миссис Бейнс поднесла к губам покрытый мукой палец.
— Все! Хватит! — решительно произнесла она.
Появилась Мэгги, и Софья с бесцеремонной поспешностью скрылась наверху.
II
— Право же, мистер Пови, это на вас не похоже, — сказала миссис Бейнс, обнаружив по пути в лавку Незаменимого в комнате закройщика. Эта комната для кройки была фактически убежищем, где время от времени уединялся мистер Пови, чтобы скроить костюм или другие туалеты и потом передать их портным, которые работали у себя дома, сидя на столе со скрещенными ногами. В этой же комнате происходили встречи с клиентами для примерки. Отдел шитья процветал, заказы поступали бесперебойно. Однако все эти обстоятельства не повлияли на неодобрительное отношение миссис Бейнс к пребыванию мистера Пови в этом месте.