Вынырнул он и толково объяснил, зачем пожаловал. 3адумался Гольш, подергал себя за бороду, потом в ладоши хлопнул. Прибежал тотчас слуга сложения необычайного, встал на берегу, кричит:
— Чего изволите?
Говорит ему Гольш.
— Гость у меня нынче. Приготовь, что надо, чтоб усладить все чувства человеческие!
— Осмелюсь возразить — говорит Гаврила — давайте лучше тут посидим.
В духоте я сам не свой делаюсь.
— Ладно — согласился Гольш. Убежал слуга назад скачками огромными, остались они вдвоем. Просит его Гаврила:
— Помоги мудрый Гольш советом. Где мне тень свою отыскать?
После некоторого молчания ответил мудрец:
— Дело твое трудное, но помочь можно.
Пойдем.
— Нет уж — отвечает Гаврила — я лучше тут посижу. Не хочу, чтоб вы обо мне мнение не переменили.
— Пойдем, пойдем — говорит Гольш — посмотрим, что скажут священные книги.
Делать нечего с волшебником особо не поспоришь — вылез из воды Гаврила и пошел за мудрецом. Вытираться он не стал, да еще и одежду намочил на всякий случай.
В прохладном полумраке лаборатории лежали священные книги. Посмотрел в них Гольш, посчитал что-то на пальцах, за бороду себя дернул, и открылась ему истина. Глянул он еще для верности в астролябию и говорит:
— Есть для тебя выход. Тень свою ты может быть найдешь в замке Ко.3амок тот заброшен и, как нам доподлинно известно, собираются там ежегодно приведения.
— Зачем же мне приведения? — вскричал Гаврила. Глянул Гольш на него из-под бровей недовольно:
— Ты не возражай мне, юноша, а то я тебе луну на голову обрушу. У меня это просто — раз-два и готово.
Понял Гаврила, что был не прав и признал свою ошибку, а Гольш, пораженный искренностью раскаянья, разъяснил.
— По последним данным науки некромантии видно — приведения продукт перерождения тени. Скорее всего, это антитень.
Дернулся Гаврила от удивления, слово загадочное услыхав, но Гольш его по плечу похлопал.
— Ты сиди, сиди молодой человек. Не дергайся. Тебе этого не понять.
Просто внимай мне. Тень черна как ночь, а приведения белы как молоко, но и тени и приведения прозрачны как вода. Сам процесс превращения тени в приведение еще окутан мраком, однако знаем мы, что определенную роль в этом играет навоз летучих мышей. Со временем, конечно, я разрешу его, но для тебя это будет слишком поздно. Могу сказать только, что для превращения тени в полноценное приведение необходимо не менее трех лунных месяцев. За этот срок ты должен найти ее и уговорить вернуться. Тем более это будет трудно сделать тебе. Ведь в душе каждого человека лежит страх перед приведениями. Испугавшись до поту, ты можешь разрушить весь замок, но не добиться желаемого. Там тебе понадобиться не сила, но хитрость и ум.
Погрустнел, было, Гаврила, но нашелся выход и из этого положения.
— Придется тебе закалить свою душу небывалыми подвигами и испытаниями.
Перестать испытывать страх и только тогда идти в замок Ко. Хватит ли у тебя мужества?
— Да — твердо ответил Гаврила. Низко поклонившись мудрому Гольшу он ушел совершать подвиги:
Долгих два месяца закалял Гаврила свою душу. Видел он на своем пути леденящий ужасы развратных городов Содома и Гоморы, видел он существ, опалявших его огнем судорог. Бродя по странам, совершил Гаврила множество славных подвигов, и имя его произносилось с благоговением.
Народ слагал песни, воспевая великого война Гаврилу Масленникова. Под звуки сладкоголосых лир, бандур и гуслей разносились по миру баллады о его подвигах. Пели люди о том, как освободил однажды Гаврила принцессу Риту из рук страшных Гомохеров — существ с тремя руками и одной, но зато очень толстой, ногой.
Пели о драке с бригадой экскаваторщиков, подданных черного джина пустыни Эк-Скаватора, в которой истребил Гаврила тысячу негодяев, пели о кровавом побоище устроенном им на бархане?964/4,в этом месте Гаврила истребил 637 никому неизвестных лиц.
Слава его росла. Пропорционально увеличивалось и количество сирот.
Отягощенный славой и настоятельной необходимостью повидать святого человека Асозу пришел однажды Гаврила в Авизацкие горы. Там, в мрачном ущелье, именуемое в народе Пьяной траншеей, скрывался от света означенный отшельник.
Долго ходил Гаврила по ущелью и окрестным горам, стараясь разыскать Асозу, но все напрасно.
Крики его подхватывало эхо, а Асоза не откликался. Уже смеркаться стало, и только тогда вспомнил Гаврила, что дал Асоза обет молчания и понял, что напрасно драл глотку.
Раздосадовал он, но поисков не бросил. Звезды изукрасили небо и уж совсем было, отчаялся Гаврила, как увидел в чаще кустов пещеру, с виду весьма зловещую. Над входом висело объявление: Жду пришествия.
Погода дрянь Из темного отверстия тянул сквознячок. Вместе с воздухом наружу выносило хрип и урчание. Гаврила принюхался. Пахло Зверем-Шишигой.
— Кто там? — спросил Гаврила, покрываясь потом от предчувствий, и немедленно от этого зверея.
— Ох-ох-охо — засопело в пещере.
Отдавая дань своему ужасу перед Шишигой, Гаврила вбежал в пещеру готовый к схватке, но схватки не получилось.
— Аа-а-а-х — закричало чудовище в четыре глотки и испустило струю зловония такую мощную, что потерял Гаврила сознание не успев даже вспотеть как следует. Очнулся он связанный по рукам и ногам.
Почувствовав рядом шевеленье, оглянулся — связанный, да еще и заваленный по пояс камнями рядом лежал Асоза. На его лице лежала печать страдания. В глубине пещеры горел костер. Дым ровным столбом поднимался вверх. Там он пропадал, заблудившись в мешанине из темноты и сталактитов. Напротив людей сидел зверь Шишига о шести руках и восьми глазах. В одной из рук он держали камень.
Несколько минут Шишига разглядывала Гаврилу, подслеповато щуря маленькие глазки.
Разглядывала внимательно, определяя насколько Гаврила опасен.
Гаврилу стало слегка не по себе.
— Ну что смотришь, дура? — спросил он негромко.
— Да так — ответил Шишига и спросила. — Ты кто?
— Я Гаврила Масленников — ответил Гаврила. — Или не видно?
— А я Зверь Шишига — ответила Шишига.
— Вижу что Шишига — сказал Гаврила — Съешь меня?
Шишига почесала под мышками. Камень она отбросила, как только Гаврила заговорил.
— Потом может быть. Сейчас нет.
Цветом шерсти зверь сливался со стеной. Он и казался ее частью, только не каменно-жесткой, а покрытой курчавой шерстью цвета хорошо пропеченной хлебной корки.
Гаврила сглотнул набежавшую слюну.
— Убью я ее — спокойно подумал он — Убью и съем.
— Сначала я его съем — Шишига ткнула пальцем в Асозу — Грубый он.
Разговаривать не хочет… Гаврила покосился на Асозу. Тот сидел, прикусив губу и смотрел на огонь.
— Дура ты — объявил Гаврила — Он же не может разговаривать. Ему совесть не позволяет. Молчальник он.
— Ну? — удивилась Шишига — Кто же знал? А ты можешь?
— Могу — Гаврила самодовольно улыбнулся. С той минуты как он пришел в себя он перетирал веревку, которой был связан. Теперь она начала слабеть.
— Я могу поговорить с тобой обо всем, о чем только пожелаешь, а его оставь в покое.
— Ладно — легко согласилась Шишига — пусть молчит.
Двумя левыми руками она подбросила веток в костер. Дым поводил гуще.
Наверху, в темноте заголосили летучие мыши. Под их писк начал Гаврила рассказывать Шишиге о своей жизни, богатой подвигами и страданиями. Голос его растекался под сводами пещеры драматическими переливами, вызывая у зверя Шишиги судороги, а когда он рассказал о жестоком побоище, когда они вместе с получеловеком-полузверем по имени Мрак рассеяли по Куявским лесам три банды одичавших мясников у которых руки были хуже ног, Зверь Шишига, до сих пор только всхлипывавший, зарыдал навзрыд.
Слезы ручьями текли по грубой морде.