Какая-то сила подхватила меня, я очутился на вершине кедра. И снова увидел огонь, но сейчас это уже было похоже не на промелькнувшую искру, а скорее на взмах крыла большой птицы.
Безмерная радость охватила меня: огонь, значит там люди! Люди, люди, мое счастье, мое спасенье!
— Ого, ого! — кричал я нараспев. — Это огонь, правдашний огонь! Как я рад!
Но радость моя оборачивалась сомненьем. Кто эти люди? Зачем им понадобилось прятаться так далеко от дороги? И как бычок? Он ведь не дойдет со мной по чаще.
Я спустился с дерева и решил идти один, хотя страх снова объял и придавил меня. Ощупью двигался я сквозь кустарник и густую траву туда, где мерцал огонь. Шел, прислушиваясь, стараясь шуметь как можно меньше. Спустился в пересохшее русло реки; там было много огромных валунов, я их обходил, терял направление, возвращался назад и снова шел. Когда я, наконец, перебрался на другую сторону, то почувствовал запах дыма. Это меня обрадовало.
Опять меня окружили высокий лес, густой кустарник и заросли травы. Вот костер мелькнул и скрылся. Он уже был где-то совсем неподалеку. Я старался подкрасться бесшумно, чтобы увидеть, кто эти люди, не опасно ли мне к ним подойти. Приблизившись, я услышал разговор.
Один гудел баском, а другого почти совсем не было слышно; они спокойно пили чай, над их пиалами вился горячий парок. Сидевший ко мне спиной подбросил в костер смолистую ветку, и пламя осветило едва ли не до середины стволы соседних деревьев. Я уже был совсем близко и хорошо рассмотрел человека, сидевшего на другой стороне костра. Он увидел меня, вздрогнул и крикнул:
— Ойт!
И, не спуская с меня глаз, поставил пиалу на землю, притянул к себе ружье, а тот, что сидел спиной, вдруг резко повернулся ко мне и схватился рукой за нож.
— Эй, что за существо ты?
Я вздрогнул и пролепетал первое, что пришло в голову:
— Это же я, дяденька!
Но голос мой так не был похож на мой, что я сам усомнился, мой ли он.
— Голый мальчонка!.. Да ты кто? Иди сюда! — сказал тот, что держал ружье, и указал мне место напротив себя. В голосе его слышались затаенные страх и удивление.
— Что за ребенок, откуда он? — сказал другой охотник, спрятал нож и подошел ко мне.
— Никого у меня нет, только бычок один есть… Пришел я с той стороны… — Я махнул рукой.
Они наперебой принялись расспрашивать меня, ничего не могли понять и удивленно переглянулись.
— Оммани! Да в своем ли уме этот ребенок?
— Где твой дом? Чей ты?
— Совсем больной, наверное, или помешанный.
Я так близко подошел к огню, что меня стало припекать, хотя я все равно дрожал. Я опять принялся объяснять охотникам, кто я и откуда.
— Так это же сирота, который живет у Баран-оола. Он действительно сын Шумураша. Но как же он тут очутился?
Теперь эти люди совсем по-другому расспрашивали меня, внимательно и сочувственно:
— Когда ты выехал и почему один поехал, бедный сынок?
— Чего расспрашивать, дело ясное, так просто в такую дорогу не пускаются!
Теперь я узнал их: одного охотника звали Чарык-Чак, а другого Тойлу. Мне захотелось все рассказать им, но я не мог: во рту горечь, горло сдавило, глаза застилали слезы. Я сделал вид, что мне мешает дым, и принялся тереть глаза кулаками.
— С ума сошел, что ли, его дядя, такого малыша отправлять через Тандинский перевал, да еще на бычке?.. А поесть тебе с собой дали?
— Я дома ел.
— А где твоя одежда?
— Вот…
— О чем тут спрашивать? — нахмурившись, громко заговорил Чарык-Чак. — Да ведь он похож больше на чертенка или ведьменка, а одежка у него хуже, чем у летучей мыши! Мне в овчинном полушубке холодно, а малыш в ситцевой рубашке… Пусть будет проклята мать того, кто пустил его в дорогу в таком виде!..
Чарык-Чак бросил мне овчинную шубу.
— Садись, сынок, грейся, надень шубу да выпей чайку горяченького.
Он ушел в темноту, вернулся с котелком и чашей. Вскоре сварился свежий чай, запахло супом из свежего мяса. Я сидел с открытыми глазами и не мог понять: сон это или на самом деле: я у огня, рядом добрые люди, пахнет едой… Ведь когда я сидел на кедре, мне тоже разное снилось: и хорошее и плохое, и быстро исчезало. Я даже щипать себя начал, чтобы убедиться, что это не сон. Мне вспомнилось, как люди говорили, что у каждого человека есть своя судьба и свое счастье. Мое счастье, выходит, эти люди. Счастье мое разыскало меня вовремя, иначе бы я погиб.
Дедушка Чарык-Чак снова заговорил со мной: