— В таких местах чаще всего и встречаются щербатая чашка да пегий одер. Богатый всегда сумеет отбояриться… Только тяжелый груз на теленка грузить — великий грех и мука для глаз… — грустно продолжал приемщик и велел мне бежать за хворостом для костра. Он обещал сказать начальнику, что я с утра уже помогаю повару, иначе бы меня стали считать работающим с завтрашнего дня и еды сегодня не дали бы.
Я с радостью схватил веревку, насобирал хорошего хвороста и скоро вернулся обратно. У костра тем временем собралось порядочно народу; пока мы кипятили еще огромную чашу чая, народ все прибывал и прибывал. Знакомые приветствовали меня криками:
— Эге, наш знакомец, настоящий быкоправ к нам прибыл!.. Завтра вместе станем работать: взрослый погонщик — лишняя тяжесть для быка!..
Все готовились к обеду, насыпали в чашки тару, жареную муку, пили горячий чай. Когда люди чуть-чуть отдохнули, то послышались смех, рассказы о дневных неудачах и неприятностях товарищей, прибаутки, песни. Затем шум постепенно стал стихать, народ устраивался на ночлег.
Наутро мы с моим синим быком приступили к уже давно известным нам мучениям.
Надо сказать, что за прошлую осень наши люди хорошо привыкли к повадкам больших и маленьких китайских чиновников. Теперь уже они не шарахались от взмахов плети, а лишь смотрели исподлобья. Удары переносили молча, будто говорили: «Ну ударь, ударь еще… Тебе мало? Смотри, как бы чего не вышло…» Нас, новеньких, учили, чтобы мы не плакали, когда бьют, и не просили прощенья, не доставляли этой сволочи, чиновникам, лишнее удовольствие.
— А то от своих добавки получите! — объясняли нам храбрецы. — И не особенно старайтесь на пахоте, оставляйте огрехи, сейте как попало, семена сыпьте кучей…
Мы с радостью принимали эти советы к исполнению и с охотой распевали во все горло новые песни: «Бей, собака: на месте удара — рубец будет. Рубец не сотрешь и не смоешь — хорошая памятка для расчета…», «Чья это рыжемордая собака, что китайцам лижет зад? Тащите его к нам в Кыгыстарский стан, мы набьем его пузо так, что оно лопнет!»
Некоторые чиновники, наслушавшись таких песен — их распевала теперь молодежь довольно открыто, — стали трусить и заигрывать с людьми: «Вот черти камыны (гоминьдановцы) заставляют: бейте, бейте!.. А меня теперь народ ненавидит, будто бы я по своему желанию бью…»
Однажды был такой случай. Мы пахали друг за другом — две упряжки по три быка в каждой. Следом шел сеятель, разбрасывая зерно, а за ним ехал мальчик на быке с бороной.
Сеятеля звали Сырбык. Это был человек веселый, остроумный — душа разговоров у костра, затейник. Он особенно ненавидел чиновников, никогда не боялся ответить им насмешкой, а то и угрозой.
В тот день мы, мальчишки-погонщики, были особенно веселы: для нашего очага утром забили жирную корову, значит, предстояло получить вдоволь вкусной еды, а кроме того, вчера прибыл новый китайский чиновник и похвалил нашу работу. На радостях мы распевали, словно жаворонки.
Вдруг мы увидали издали двух всадников — китайца и тувинца, которые ехали по полю, проверяя качество работы. Вот они подъехали к группе людей, стали говорить что-то, размахивая руками, потом один из всадников начал плетью колотить пашущих. Дальше они направились к нам.
Сырбык крикнул:
— Эй, ребята, этот Тунук-Танза всегда готов ударить. Будьте начеку!
Мы принялись распевать, подражая голосам девушек, а наш пахарь, дядя Шожук, отрегулировал плуг на два отверстия глубже.
— Это вы только-то с утра напахали? — спросил гнусаво тувинский чиновник.
Дядя Шожук, ничего не ответив, поклонился.
— Здесь мало-мало хорошо пашут, — сказал китаец.
Тувинец, сразу сменив гнев на милость, перевел, улыбаясь:
— Чанчин (генерал) вас похвалил.
Китаец, указав на нас, спросил с поощрительной усмешкой:
— Эти девушки сейчас пели, да?
— Что вы, ваша милость! Вы, наверное, никогда не слышали, как поют тувинские девушки, — ответил Сырбык. — Их голоса не сравнить с голосами пекинских вдов!
Чиновник замахнулся плетью.
— Ну, ты! Какие там слова выплескиваешь?
Сырбык, поклонившись, с наивным видом спросил:
— Разве я не так что-нибудь сказал? Простите тогда, ваша милость… — и, подмигнув нам, состроил рожу.
Китаец нахмурился и стал внимательно разглядывать засеянный участок, потом, указав плетью, сердито сказал что-то чиновнику.
— Зачем горстями в одну кучу кидаешь? — зло загнусавил чиновник. — Эй ты, черт, тебе говорю?
— Неправильно? — засуетился Сырбык. — Тогда сейчас по зернышку соберу и пересею!