Утром, когда дядя встал, я нарочно приветствовал его так, как приветствуют охотника, возвратившегося с удачной охоты:
— Ужа! Курдюк мне!
— Кш-ш! — остановил меня дядя, приложив палец ко рту: — Понял?
— Разве не знаешь, он же ведь настоящий бук! — сказала тетка, помешивая в большом котле только начинающий закипать чай. — Как только проснулся, так и пошел носом водить по юрте! Ладно, держи, хитрая лиса! — Тетя положила в мою руку с таинственной миной кусочек настоящего сахару!
От радости я забыл всякую осторожность и крикнул по-детски:
— Уучак! Спасибо!
Я вертел в руках этот кусочек, даже полизал, но вдруг у меня вырвалось:
— Ой, ой, а вдруг на нем кровь тех осталась?!
— Что ты мелешь, дурак! — тетка в ужасе замахала руками, а дядя спокойно остановил ее:
— Не шуми! Достался дурачку кусочек сахару, он и потерял рассудок. Не часто это лакомство видит.
Я испуганно смотрел то на тетку, то на дядю и сам не знаю, как это получилось: проглотил свой сахар, не успев даже наглядеться на него. Вместе со слюной он провалился в желудок. Так мне было жаль, до слез прямо!
Скоро в юрте появился дядя Шевер с приятелями. И опять замельтешили в разговоре непонятные фразы и намеки.
Снег сошел с гор — воды для питья не стало, и аалы перекочевали с подножья гор в низины, к ручьям и речкам.
Только юрта дяди Мукураша все еще оставалась на возвышенности и одиноко маячила на склоне Оскус-Тея. Семье не легко было выискивать остатки залежалого снега и таскать его в кожаных мешках, чтобы приготовить чай или сварить суп.
У тувинцев считается дурной приметой такое одинокое житье, когда все уже откочевали, а кто-то остался на старой стоянке. Страшно становится жителям такой юрты. Не только людей, но и ни одного животного вокруг не осталось — ни человек не крикнет, ни собака не тявкнет — тишина, страшная тишина одиночества. Скот весь отправили с соседскими стадами, а за скотом убежали и собаки. Теперь все чаще стали появляться обнаглевшие волки. Они забегали прямо на брошенные места стоянок юрт и там рылись в мусоре.
Осталось нас в этой юрте — бабушка, тетка с двумя младшими ребятишками да я. Мы ожидали возвращения дяди Мукураша.
Однажды днем мы увидели, что к нашей юрте приближаются шагом три всадника. Между двумя лошадьми висят носилки с чем-то тяжелым. Они подъехали к юрте и молча спешились. Мы все сгрудились вокруг носилок. Переднюю лошадь с носилками мы узнали издали: это была лошадь дяди. А на носилках лежал с неподвижным белым лицом дядя Мукураш.
Трое мужчин, что его привезли, торопливо, но ловко принялись снимать его с носилок. Один из этих людей строго крикнул на нас:
— Ну, что рты поразинули! Раненых никогда не видали?.. Готовьте в юрте скорее кровать! Да прежде дверь откройте и кошму откиньте на юрту.
А бабушка, увидев сына, горько запричитала:
— Ой, оммани! Да что же это с ним приключилось-то? Да мой ли это бедненький сыночек, такой бессильный, что и в юрту сам не может войти?
У дяди Мукураша лицо всегда было полным и румяным, а теперь щеки ввалились, под глазами синие круги. Когда тетка увидела его лицо, то сделала такие страшные глаза и так крепко зажала руками рот, словно там был спрятан драгоценный камень.
— Сыночек мой, что случилось с тобою? — спросила бабушка, наклонившись к самому лицу дяди.
Но дядя ничего не отвечал, только медленно поводил глазами, ища кого-то. Увидев детей: дочку Севиль и сына Арандола, он попытался покачать головой, желая, видно, показать, как ему худо.
Тем временем мужчины, словно ничего такого особенного не произошло, отвязали носилки, внесли дядю на руках в юрту и осторожно, как израненную волками овцу, положили на приготовленную теткой постель.
Поздороваться с приезжими убитые горем бабушка с теткой смогли, только когда в юрту вошел лама. В переднем углу на самом почетном месте они постелили для него расшитый квадратный коврик и жестами пригласили ламу сесть.
— Мир вам, добро пожаловать. Садитесь.
И бабушка тут же принялась горько жаловаться ламе:
— Это был мой единственный сыночек! Ох, за что на мою бедную голову такое наказанье свалилось, святой лама? Спасут ли его три ваши ламские сокровища, ваши святые молитвы?.. Какие будут предсказанья вашего божественного предвидения о судьбе моего сына?
Лама-лекарь, пряча свой взгляд от несчастной матери, пытался как-то успокоить ее:
— Ваш сын не от болезни страдает, за ним пока еще не приехал гость из страны ада. Он, повинуясь мужской храбрости да нетерпеливости быстрого коня, помчался провожать «китайскую родню». Настигла его шальная пуля, но ведь говорят: «Кто попал в собачью пасть — увидит кровь свою». Что делать, судьба! Но не бойтесь за него, я думаю, все обойдется.