Полицейский что-то пробурчал, и они ушли. Румыны стали размещаться на отдых. Я пробралась к ребятам и попросила их как можно быстрее закончить заседание и разойтись. Олег ответил:
- Нам ещё минут двадцать необходимо. Важные вопросы.
Я снова закрыла их на ключ.
Прошло полчаса, но ребята и не думали уходить.
Более того: зная, что полицейские ушли, а с румынами можно было не очень церемониться, ребята так увлеклись своими важными вопросами, что начали разговаривать во весь голос.
Вдруг полицейские пришли снова. Я прислонилась спиной к дверям, за которыми сидели ребята, и почти закричала:
- Пан полицейский! А где бы это соломы достать для солдат?
Кричу, а у самой потемнело в глазах, голова пошла кругом, сердце вот-вот разорвётся.
К счастью, догадливые ребята услышали мой голос, поняли, в чём дело, и сразу же притихли. Вскоре все важные вопросы были благополучно решены, и штаб разошёлся. Румыны храпели на разные голоса. Олег прижался к моему уху губами:
- Спасибо, золотая моя!
ПРИКАЗ - ЗАКОН
В конце сентября к нам на квартиру поместили немца, полковника фон Вельзен.
У него был радиоприёмник, и он каждый день слушал передачи из Берлина. Всякий раз, выходя из дому, фон Вельзен обязательно поводит пальцем по шее, показывая этим, что будет Олегу, если он только попробует включить Москву.
- Москва - капут! - таращил глаза фон Вельзен, ещё раз показывая себе на шею и вверх на потолок.
- Гут, гут, - послушно отвечал Олег.
Но только фон Вельзен выходил со двора, Олег тут же включал аппарат, слушал Москву и записывал сводки Информбюро. Наш радиоприёмник тем временем "отдыхал": Олег выкопал для него яму под полом в летней кухне.
Партия направляла смелые шаги "Молодой гвардии".
Была налажена связь с подпольными организациями других районов, а среди них - с представителем партизанского отряда области "товарищем Антоном", с которым молодогвардейцы ещё в декабре 1942 года наладили связь через Любу Шевцову.
"Товарищ Антон" даже собирался проведать краснодонцев, но своего обещания ему не удалось выполнить.
Как-то Люба Шевцова привезла от "товарища Антона" письмо, которое подняло на ноги всю организацию.
Чтобы общими усилиями ещё крепче бить врага, "товарищ Антон" предлагал молодогвардейцам влиться в партизанский отряд. Для этого следовало поделить ребят на две группы.
Первой группе пробраться к месту встречи 17 декабря, остальным несколько позже.
Действовать в Краснодоне становилось всё труднее и опаснее. Гестапо и разветвлённая сеть его агентуры начинали сковывать действия молодогвардейцев. Подпольная организация разрослась, она не могла держаться в узких рамках подполья и требовала активной и открытой борьбы с оружием в руках.
Вот почему предложение "товарища Антона" для молодогвардейцев было очень кстати. Молодёжь рвалась в бой.
В первую группу вошли: Олег, Ваня Туркенич, Люба Шевцова, Сергей Тюленин и ещё двадцать человек; Земнухов и Громова должны были вести остальных ребят.
Но прежде чем тронуться в опасный путь, штаб на радостях решил обеспечить углём и дровами семьи всех молодогвардейцев. По полтонне угля и понемногу дров из старых шахт, как рассудили ребята, должно было вполне хватить не меньше чем на месяц, а там - придёт Красная Армия. По радио из Москвы они знали, что немецкий фронт трещит по всем направлениям.
Но получить уголь при немцах было не так-то легко. При отходе наши взорвали все крупные действующие шахты. Не успевшие эвакуироваться шахтёры всячески саботировали добычу; немцы так и не дотянулись до донбасского угля.
Олег куда-то бегал, хлопотал, хитрил и выдумывал, пока не добился наряда на уголь.
Как живого, вижу я сейчас перед собой своего Олега. На щеках румянец, глаза, как звёзды, горят. Он везёт тачку с углём и распевает на всю улицу:
Кто весел, тот смеётся,
Кто хочет, тот добьётся,
Кто ищет, тот всегда найдёт...
Возили уголь все вместе, помогая один другому, по трое на тачку. С Олегом были Сергей Тюленин и Стёпа Сафонов.
С дровами дела обстояли ещё хуже, но Олег, Жора Арутюнянц, Толя Лопухов, Серёжа Тюленин и Сеня Остапенко и тут не растерялись. Они знали об одной мелкой шахтёнке в степи. Уголь из неё добывали вручную.
Ребята решили сразу убить двух зайцев: выбить деревянные крепления, поделить их на дрова, а кстати и завалить шахту, на тот случай, если немцы захотят её восстановить. За работу взялись с жаром, и хоть все вымазались и устали, но своё сделали: обеспечили семьи молодогвардейцев дровами и шахтёнку окончательно вывели из строя.
На следующее утро должны были двинуться в путь.
Но не так вышло, как думалось. С раннего утра мы начали готовить Олега в дорогу. На душе у меня было тоскливо, я думала только об одном: чтобы здоровым вернулся сын, чтобы снова нам с ним встретиться и вместе встретить победу.
Такие же мысли, наверно, были и у бабушки Веры. Она всё время тяжело вздыхала. Расставаться с Олегом было нелегко, закипали слёзы на глазах, но ни я, ни бабушка не показали ему своего волнения. Хотели проводить сына бодрыми пожеланиями, а не слезами.
Семнадцатого декабря, в одиннадцать часов дня, собрались все, кто должен был идти в дорогу; не было одной Любы Шевцовой. Она вдруг почему-то задержалась. Но время ещё было.
Условились выйти из дому в двенадцать часов, и не толпой, а по пяти человек.
Первая пятёрка должна была выйти в двенадцать, вторая - в час и так далее.
Олег оделся тепло: под куртку дядя Николай дал ему свою шерстяную гимнастёрку, а на руки тёплые рукавицы. С шапкой вышел конфуз: её не нашли. Шапка была смушковая, тёплая. Искали везде, но безрезультатно.
Вдруг вспомнили: недавно к нам заходили погреться фашистские солдаты. Шапка висела на вешалке, потом её никто не видел. Дело было ясное. Однако другой шапки у Олега не имелось. Выручила Нина Иванцова. Сбегала домой и принесла шапку брата.
Наступало время отправляться в путь. У ребят было бодрое настроение, они шутили, то и дело выглядывали на улицу - не идёт ли Люба Шевцова. Она должна была прийти с минуты на минуту. Но вот стрелка на часах передвинулась вправо от двенадцати. Вначале на пять минут, потом на десять, на пятнадцать... Почему задержалась Люба? Может, с нею что-нибудь случилось?
Ребята притихли, шутки прекратились, настала гнетущая тишина.
Вася Пирожок - отчаянная голова, крепкий, широкоплечий, с серыми бесстрашными глазами - сидел на стуле с малюсеньким свёртком под мышкой. Это был весь его багаж в дальнюю дорогу. Сидел он на этот раз какой-то печальный, притихший, глядя в одну точку. Олег хлопнул Васю по плечу:
- Ты что скучаешь? С дивчиной своей, что ли, проститься не успел?
Вася вспыхнул и покосился на меня:
- Что ты, что ты, Олег! Какая там у меня Дивчина!
Я тихо вышла в другую комнату, но всё же мне было слышно, как Вася сказал Олегу:
- Ну что ты, право, Олег? О таких делах при Елене Николаевне?! Само собой... простился. А ты со своей?
Молчание, и потом тихие слова Олега:
- Не с кем мне прощаться. Все вместе отправляемся. Есть у меня дорогой друг, но и он со мной идёт.
- Кто?
- Нина Иванцова.
С Ниной Олега связывала теперь крепкая и нежная дружба. Общая подпольная судьба, дни, полные тревог и радостей борьбы, как-то сблизили их ещё больше.
Так прождали мы до четырёх часов дня. А в четыре прибежала Люба, запыхавшаяся и взволнованная; она передала Олегу письмо от "товарища Антона". Командир отряда предлагал поход отложить и продолжать работу на месте.
"Второго или третьего января буду я у вас, и мы поговорим, я посоветую вам много интересного для вашей работы", - писал "товарищ Антон" в своём письме.
Все чувства сразу отразились на лицах ребят. Но приказ партии закон.
Связь между пятёрками осуществлялась шифрованной перепиской. Один из шифров, которыми пользовались подпольщики, маскировался под невинные листки из ученических тетрадок по арифметике, где вместо букв писались цифры. Например, вместо буквы А - цифра 1, вместо Б - цифра 2, вместо В цифра 3, и так далее. Такое, например, указание штаба, как "переход отменяется", в шифрованной записке выглядело бы так: