Торжественно, с пением "Веснянки", они надели его мне на голову, и я уже не отличалась от них и вместе с ними пела хвалу весне...
В КИЕВЕ
Ржищев - недалеко от Киева, пароходом часа три езды. Не успеешь наглядеться на днепровские берега, как ты уже в столице Украины - городе, которого нет красивее на свете, с его многолюдным, праздничным Крещатиком, с Владимирской горкой, высоко поднявшейся над рекой, с густыми каштанами и тополями, в тени которых сумрачно и прохладно даже в самые жаркие дни.
В Киев мы с Олегом ездили не раз, ездили в гости к родным и просто так и часто до полной устали бродили по его улицам и паркам, любовались Днепром, знакомились с памятниками старины.
Однажды поехали мы вместе с Феодосией Харитоновной Довгалюк, тётей Рады Власенко, заменившей девочке рано умершую мать. Ребят захватили с собой.
На пароходе Олег и Рада отделились от нас, бегали по палубе, спускались в трюм, смотрели на уходящие берега, оживлённо обменивались впечатлениями и смеялись.
Остановились мы в Киеве в гостинице - не хотелось стеснять родных. Погода была солнечная, жаркая. Прямо с утра пошли в Киево-Печерскую лавру. Долго любовались мы видами города с колокольни, уходившей в небо чуть не на сто метров. Восторги ребят и нам передавались; любо было смотреть на их румяные лица, разгоревшиеся глаза, и ещё краше от того казался Киев, его узенькие сверху улочки, золотые маковки соборов, зелёные купы деревьев. Рада то и дело вскрикивала и ахала, Олег же рядом с ней старался казаться солидней, держался по-мужски и важно бросал полюбившиеся ему слова:
- Мелочи жизни!
Наблюдая эту дружную пару, а в Киеве Олег и Рада не расставались, мы с Феодосией Харитоновной только переглядывались и незаметно улыбались - до чего же захвачены они были своей детской дружбой, до чего же смешны и милы покровительственные нотки Олега, застенчивые взгляды, которые бросала на него Рада.
То и дело ребята покидали нас, бегали по Киеву, а однажды, вернувшись, как-то таинственно перемигивались, и Олег называл Раду сестрёнкой. Но долго они не могли прятать своей тайны. Перебивая друг друга, рассказали, что были в кондитерской и там накупили столько сладостей и так жадно набросились на них, что продавщица жалостливо посмотрела на них и сказала:
- Наверно, брат и сестра только что из провинции, не правда ли?
Ребята, слегка смущённые, согласились, что действительно брат и сестра, но от "провинции" решительно отказались. Доев пирожные, они побежали в гостиницу, очень довольные этим внезапно выявившимся родством. Меня же после Киево-Печерской лавры Олег, любивший придумывать разные клички и прозвища, долго называл "святой Еленой".
ПЕРЕЧИТЫВАЯ ПИСЬМА
Много лет прошло с тех пор, перезабылись подробности, но и сейчас идут ко мне письма людей, знавших Олега. Это учителя, его школьные товарищи, друзья, вместе с ним делившие радости учёбы, отдыха, весёлых игр и увлечений.
Я люблю перечитывать эти письма. Вечерами, вместе с бабушкой Верой, старенькой моей мамой, перебираем мы пожелтевшие листки. Я читаю, бабушка слушает, задумавшись. Иногда письмо напомнит ей что-то новое, она вся просияет, остановит меня и начинает рассказывать. Много и цепко хранит её свежая, как и в молодости, память. И встают перед нами сценки - далёкие и в то же время близкие, словно всё это было недавно...
Летом 1938 года Олег приезжал в приднепровское село Ходорово - там в школе был пионерский лагерь, в котором работала бабушка Вера. Он был прирождённый затейник, Олег, быстро и легко сходился с ребятами, не терпел возле себя скучающих, изнывающих от безделья. В лагере появилось вскоре много шахматистов - любителей и болельщиков. Не только в ненастную погоду, но и в хорошие дни можно было видеть ребят, даже девочек, поглощённых шахматной игрой, - делом, может быть, и не очень подходящим для лагерного отдыха. Так уж устроен был, наверно, Олег - чем бы он ни увлекался, это сразу передавалось другим ребятам. Он просто не мог жить и радоваться в одиночку...
Друзей у Олега было много, он умел дружить, как-то весь отдаваясь друзьям, прямо-таки влюбляясь в них, с радостью открывая в них замечательные качества. Дружил он с ребятами разного возраста и очень тянулся к старшеклассникам, у которых можно было набраться опыта и знаний.
Я не помню, чтобы Олег с кем-нибудь дрался, но, конечно, не обходилось, как и в жизни любого мальчика, без огорчений.
Однажды - это было в школе, на перемене, - Олег и девятиклассник, с которым он часто встречался, о чём-то спорили, стоя на лестничной клетке. Вдруг Олег взмахнул руками, отлетел в сторону и скривился от боли. Со звоном выпали из кармана пиджака часы, первые в жизни Олега часы, подаренные бабушкой в день его рождения. Какой-то верзила, скатившийся по перилам и сваливший Олега, с хохотом удрал. Олег не бросился на него с кулаками, не стал кричать. Он побледнел, поднял часы, прикусил губу и ушёл в пустой класс. Там он оставался до тех пор, пока не успокоился. Он отличался выдержкой, которую не часто встретишь даже у взрослых.
ЗВЕЗДА ПУТЕВОДНАЯ
Читал Олег, как почти все ребята в его возрасте, много, с героями прочитанных книг радовался, горевал, путешествовал, шёл на битву с врагом и побеждал.
Он без конца перечитывал "Овода" Войнич, рассказы Джека Лондона, читал Горького, Пушкина, Некрасова, Котляревского, "В дурном обществе" Короленко, "Разве ревут волы, когда кормушки полны?" Панаса Мирного, Шевченко, "Тараса Бульбу" Гоголя, увлекался его рассказами про Украину. Из "Евгения Онегина" он многое знал наизусть.
Николай Островский, этот писатель, любимый всей нашей молодёжью, стал Олегу особенно дорог и близок. "Как закалялась сталь" и "Рождённые бурей" Олег прочитал на украинском языке, когда ещё был учеником шестого класса.
Он принёс книжку и сразу засел за неё. Все уже спали. Вдруг из комнаты сына долетел до меня громкий разговор.
"С кем это он? - подумала я. - Что бы это могло быть? Ведь уже третий час ночи!"
Я пошла к сыну. Смотрю - лежит мой Олег на кровати, размахивает руками и повторяет с жаром:
- Вот так Павка, вот это молодец!
- Сын, с кем ты здесь говоришь? - спросила я потихоньку. - Скоро утро, а ты не спишь.
Олег поднял на меня утомлённые глаза:
- Знаешь, я такую книжку читаю, такую интересную, никак не могу оторваться! Я сейчас засну. Завтра, когда я пойду в школу, почитай и ты эту книгу, но только вот до этого места, хорошо? А потом мы будем читать вслух. Только дай мне честное слово, что дальше без меня ты ни одной строчки не прочтёшь!
И он показал на седьмую главу.
Я взяла книжку, пообещала исполнить его просьбу и ушла. У себя я только на минутку заглянула в книгу и уж не могла оторваться.
Когда Олег возвратился из школы, я в книге зашла далеко вперёд. Но об этом ему не сказала, чтоб не огорчать. Остальное мы читали с ним вместе.
Закрыв книгу, Олег спросил:
- Скажи, а вот можно ли стать таким же выносливым, как Павка, таким терпеливым и закалённым, как сталь?
Я не знала, что ответить ему, собиралась с мыслями. Он продолжал:
- Ты знаешь, мама, я хотел бы во всём быть похожим на Павку. Делать то, что он делал, мне уже, наверно, не придётся. Он с буржуями дрался и с немцами. Мы о такой жизни можем только в книжках читать...
После Олег не раз возвращался к этой волновавшей его теме. И, когда в школе устроили диспут по книге "Как закалялась сталь", Олег был докладчиком.
Во второй раз Олег прочитал книги Николая Островского учеником девятого класса, уже будучи комсомольцем.
Книги эти стали его звездой путеводной. Он и в мыслях не разлучался с их героями. С ними, наверно, и на смерть пошёл...
КАНЕВ
Моего мужа перевели на работу в Канев, и нам пришлось покинуть Ржищев.
Жаль было Олегу разлучаться с родным местом, где он провёл столько счастливых лет своего детства, где его любили и где его юное сердце впервые потянулось к другому юному сердцу: Рада Власенко оставалась в Ржищеве...