С тех пор как Олег стал пионером, он всё чаще задерживался в школе. Различная общественная работа, новые обязанности и нагрузки вошли в его жизнь, появились новые увлечения, которым он отдавался с большим рвением, вкладывая в них весь пыл и азарт своего пионерского сердца.
Случай в бурю
Жадно любил Олег природу. Особое чувство вызывали у него буря, гроза, зимой — буран.
Однажды стоял душный, но ясный и тихий день. Мы все ушли на работу. Олега оставили дома с моей сестрой. К вечеру погода изменилась. Всё небо покрылось густыми чёрными тучами. Поднялся резкий ветер. Вскоре он перешёл в настоящую бурю. Деревья гнулись и трещали. Солома вихрем взлетала с крыш, густые тучи пыли поднимались, кажется, до самого неба. А потом грянул ливень. К Днепру потекли шумные потоки…
Когда дождь утих, я поспешила домой. Прихожу — сына нет.
— Где Олег? — спросила я у сестры.
— А я не знаю, — ответила она, — сама волнуюсь. Когда началась буря, он к дружку своему Грише Задорожному побежал.
Я немного подождала и пошла к Грише. Олега не было и там. Гриша сказал, что Олег прибежал, когда буря только ещё начиналась, и стал звать кататься по Днепру. Спешил очень сесть в лодку, выехать на середину Днепра, в бурю побороться с волнами. Кроме того, после бурной погоды, как потом уверял меня Олег, славно ловится рыба — клюёт без наживки, только успевай вытаскивать.
Гриша колебался.
Тогда Олег махнул рукой, захватил свои крючки, перемёты и помчался к реке.
Не помню, как я прибежала домой. Выслушав меня, бабушка тоже переполошилась, и мы вдвоём кинулись к Днепру.
Когда мы добрались до реки, уже совсем стемнело. Буря утихла, и только мутные ручьи после недавнего разлива шумно падали с высокого берега в Днепр. Я всматривалась в зловещую ночную темноту, прислушивалась, не послышится ли плеск вёсел.
— Олег! Оле-же-ек! — без конца кричала я.
Никто не отзывался. Мне казалось, что моего Олега уже нет на свете…
— Мама, что же делать?
Что могла ответить бабушка Вера? Мы бегали по берегу, снова и снова звали Олега. Ответа не было. И не могло быть…
Олег ждал нас дома.
Я тогда так рассердилась на него, что и говорить с ним не могла. Только и сказала:
— Две недели не пойдёшь в кино!
Большие влажные глаза сына посмотрели на меня с тихим укором.
На другой день, когда я уже успокоилась, Олег покаялся мне во всём:
— Понимаешь, я ведь и Гришу звал на Днепр, да он не захотел. Что было делать? Пошёл я один. Сел в лодку, а тут буря разыгралась. Ух, и бросало лодку с волны на волну! Будто я со всем Днепром боролся один на один. А когда начался дождь, я вытащил лодку на остров, опрокинул её и уселся под ней. А потом… — Олег прижался ко мне, хитро играя глазами. — Ты ж, мамуня, не знаешь, как рыба ловится после бури!
Но как он ни ласкался ко мне, каким хорошим ни был он в то утро, я не изменила своего решения и ещё раз серьёзно повторила, что ему придётся понести наказание.
Это очень смутило Олега. Он пошёл к бабушке и повёл с ней такой разговор:
— Бабуся, я хочу с тобой поговорить, как партиец с партийцем…
После этого «партийного разговора» бабушка, конечно, взялась хлопотать за внука, но и это не помогло: Олег две недели не ходил в кино.
К концу такого тяжкого для всякого мальчика наказания Олег, вздохнув глубоко, сказал мне:
— Лучше бы уж ты меня ремнём выстегала! Поболело бы немножко и прошло. И я бы сразу в кино пошёл…
За грибами
Каждый приезд на летние каникулы брата Николая бывал для Олега праздником. Дом наш превращался в гудящий улей. Сюда, как на огонёк, тянулись школьные товарищи Олега, и шумные разговоры, споры, игра в шахматы, сборы на рыбалки и в походы не прекращались ни на минуту.
Дядя Коля был уже студентом третьего курса Горного института и, как человек другого, взрослого, мира, вызывал у ребят тайную зависть и открытое обожание, но сам он в глубине души оставался мальчишкой и нередко «откалывал номера» вполне под стать своим младшим друзьям. Именно это особенно располагало к нему ребят.
Однажды, ещё до восхода солнца, собрались у нас друзья Олега, чтобы вместе пойти в лес и встретить в дороге зарю. Все ещё были заспанные и продрогшие от утренней прохлады, но не могли скрыть радостного оживления — пританцовывали и толкались.
Я тоже присоединилась к «честно́й компании», и, когда всё было готово, мы вышли из дому шумной гурьбой, нарушая тишину спящего посёлка.
Шли мы по накатанному, сырому от ночной росы шляху, и по обеим сторонам в предутренней дымке необозримо тянулись уже слегка желтеющие хлебные поля.