Напротив дворика стояло разбитое здание без окон и дверей.
План созрел быстро. Ребята вытащили из машин два больших ящика с гранатами, три винтовки и ползком переправили всё это богатство в разбитый дом. Потом как ни в чём не бывало они пошли в парк.
А через день оружие было благополучно перенесено в склад, под баню.
Я, испуганная, сказала ребятам:
— Как же вы осмелились? Ведь ещё совсем светло было! Каждую минуту вы могли нарваться на румын.
Серёжа только прищурил свои и без того маленькие серые озорные глаза. Клава выглядела совсем пай-девочкой, возвращающейся из школы. А Олег, поглядывая на товарищей, посмеиваясь, ответил:
— Могли, да не нарвались!
Были случаи с приобретением оружия и комические.
Как-то раз к нам забрёл румынский солдат с винтовкой, принялся ныть и жаловаться:
— Нехорош война. Немец плохо. Кушать давай нету. Худо, худо! Война нехорош! Винтовка нехорош!
У нас сидела Уля Громова. Я заметила, как Олег и Уля насторожились при словах «винтовка нехорош», но сделали самые равнодушные физиономии. Вдруг Олег взял кусок хлеба, почти последний у нас, и сказал как бы между прочим:
— Хлеба хорош. Винтовка нехорош. Хлеба мало. Винтовка много. Давай?
Голодный румын без лишних слов вырвал у Олега хлеб, отдал ему винтовку и, что-то бормоча, вышел вон. Наш склад пополнился ещё одной вражеской винтовкой.
«Таинственные удочки»
Помню, незадолго до Октябрьских праздников Олег и брат Николай затеяли в углу двора какую-то возню: стаскивали туда доски, строгали шесты, вокруг валялся всякий плотницкий инструмент — пила, топор, молоток. Я их ни о чём не расспрашивала, но однажды, когда они долго не шли обедать, не вытерпела и спросила:
— Интересно, чем это вы так заняты, если вас даже обедать не дозовёшься?
— А вот видишь, — сказал Николай, указывая на длинный шест, сбитый из нескольких планок, — это мы с Олегом удилище мастерим. А вот это, — он указал на зачищенный электрический провод, — лески, чтобы рыба крупнее бралась. На конский волос мало что возьмёшь… Ты же сама жалуешься, что ничего сейчас не достанешь, вот мы и решили тебя побаловать.
Признаться, в первую минуту я поверила — так серьёзно говорил Николай и такой подкупающей показалась его забота о нашем столе, — но, когда Олег фыркнул, я поняла, что меня разыгрывают. Всё-таки толком так и не узнала тогда, что́ они мастерят.
— Нет, правда, мама, дядя Коля не шутит: будем действительно рыбу ловить, только не в воде, а ещё кое-где… — И Олег неопределённо помахал рукой в воздухе.
Обедать я их так и не дозвалась. Пришли, когда уже всё остыло, и, перемигиваясь, как заговорщики, стали аппетитно хлебать холодные щи.
Что это за удочки, мне стало ясно позднее. Однажды брат взял шест, перенёс его в угол двора и стал им ловить что-то в воздухе. Я всмотрелась и наконец догадалась. Рядом с нашим домом проходила немецкая электролиния, и Николай забрасывал «леску» на провода, идущие от столба.
— Готово, Олег, — сказал Николай, входя в дом. — Можно начинать…
Они вдвоём ушли в комнату брата, а минуты через две-три я услышала спокойный голос… Мне показалось сперва, что в доме появился незнакомый мужчина и о чём-то говорит с Николаем и Олегом, но потом ясно стало, что это голос радиодиктора, передававший сводку Информбюро из Москвы. Стало как-то сразу тепло на душе, и на минуту показалось даже, что никаких немцев поблизости нет, что мы в кругу родных советских людей, на «Большой земле».
Вот, оказывается, на каких «рыб» мастерили они удочки!
— Ну как, мамочка? — спросил сияющий Олег. — Ловко? Это всё дядя Коля придумал. Научная мысль. Пока у нас нет своей электростанции, ток приходится брать взаймы у немцев. Но ничего, мы долги вернём с лихвой.
Благодаря этим «удочкам» ещё живее пошло распространение листовок. Олег частенько надевал на рукав белую повязку полицейского и в запрещённые вечерние часы выходил на улицу расклеивать листовки. Вася Пирожок ухитрялся наклеивать на спины полицейским листовки даже среди бела дня. А Валерия Борц, Нина и Оля Иванцовы, Тося Мащенко, Майя Пегливанова и Женя Кийкова придумали и вовсе остроумную штуку: продавали торговкам на базаре листовки для завёртки в них блинов и пирожков. Женщины охотно скупали у них бумагу, расплачиваясь блинами, а потом целый день заворачивали свои кулинарные изделия в сводки Информбюро. Эти же девушки ловко и бесстрашно оклеивали листовками двери квартир и заборы.
Так доходила правдивая советская информация о войне до населения.