— Ну что ты, право, Олег? О таких делах при Елене Николаевне?! Само собой… простился. А ты со своей?
Молчание, и потом тихие слова Олега:
— Не с кем мне прощаться. Все вместе отправляемся. Есть у меня дорогой друг, но и он со мной идёт.
— Кто?
— Нина Иванцова.
С Ниной Олега связывала теперь крепкая и нежная дружба. Общая подпольная судьба, дни, полные тревог и радостей борьбы, как-то сблизили их ещё больше.
Так прождали мы до четырёх часов дня. А в четыре прибежала Люба, запыхавшаяся и взволнованная; она передала Олегу письмо от «товарища Антона». Командир отряда предлагал поход отложить и продолжать работу на месте.
«Второго или третьего января буду я у вас, и мы поговорим, я посоветую вам много интересного для вашей работы», — писал «товарищ Антон» в своём письме.
Все чувства сразу отразились на лицах ребят.
Но приказ партии — закон.
Связь между пятёрками осуществлялась шифрованной перепиской. Один из шифров, которыми пользовались подпольщики, маскировался под невинные листки из ученических тетрадок по арифметике, где вместо букв писались цифры. Например, вместо буквы А — цифра 1, вместо Б — цифра 2, вместо В — цифра 3, и так далее. Такое, например, указание штаба, как «переход отменяется», в шифрованной записке выглядело бы так:
(16-6) + (17 + 6) — (22+15 —5) = 1
(15+19) — (13-6+14) + (32-6-19) + (18 + 32) = 70
В числе связных, занимавшихся доставкой шифровок, была Нина Иванцова. Она прятала записки за подкладку шапки, скалывала в локонах волос. Как-то передав шифровку Ване Земнухову и Олегу, она взяла её обратно и захотела спрятать.
— Это зачем? — спросил Ваня.
— Надо сохранить.
— Никаких следов не оставлять, всё уничтожать сразу по прочтении.
Сколько пришлось уничтожить документов, записок, тетрадей, дневников, протоколов заседаний! Конечно, тогда это было необходимо, но теперь с болью думаешь: сколько вместе с ними исчезло живых подробностей, которые, на беду, не всегда может сохранить слабая человеческая память!
«Победители» отступают
Во второй половине декабря 1942 года началось бегство немецких и румынских войск, разгромленных на Волге. День и ночь через Краснодон тянулись длинные обозы. Мы жили в центре и видели всё.
Проходили сотни машин с грязными, растрёпанными солдатами. Головы у них были закутаны в женские платки или какие-то тряпки.
— Не солдаты, а мокрые курицы! — как-то заглянув в окно, засмеялся Олег.
Потом он подсел к столу и написал вот что:
Олег прочитал эти стихи мне, дяде Коле, бабушке.
Мы все весело посмеялись.
А бабушка сказала:
— Ох, Олежек, я вижу, ты на все руки мастер!
Но молодогвардейцы, конечно, не были только наблюдателями отступления врага. Принятые и напечатанные ночью сводки Совинформбюро днём уже были расклеены на стенах и столбах в Краснодоне, в ближайших рабочих посёлках и хуторах.
Гитлеровцы кричали в газетах и по радио, что никакого отступления нет, что их войска после победных боёв на Волге идут на отдых, а сводки Информбюро говорили об окружении и разгроме немцев, приводили цифры, факты. Кому было верить? Уж ясно — не врагам. Вшивые, с тряпьём на голове, бегущие наперегонки, немецкие солдаты не были похожи на победителей.
Фашисты объявили по городу о большой денежной награде тому, кто поймает распространителей таинственных листовок.
Не помогло и это: как будто в насмешку, листовки появлялись всё в большем количестве. Их жадно читали, содержание их передавали из уст в уста, они бодрили, поддерживали настроение у измученных людей, помогали организовывать отпор врагу.
Враги бесились. Гестапо и полиция никак не могли напасть на след ребят. Единственное, что было в их силах, — это жестоко расправляться с арестованными. Им-то фашисты и мстили за своё поражение на фронте: зверски мучили, убивали, грабили.