Козин вспомнил случай, как Калугин в своем колхозе привез однажды на подводе бревна по ошибке не туда, куда надо. Его стали ругать, тогда он без слов перетащил их куда следовало из одного конца деревни в другой на своей спине.
Как-то во время отлова, когда Калугин рогулькой прижал трехлетнюю тигрицу к земле, она схватила его за ногу. Но он не отпустил зверя, а только закричал: «Она жрет меня, берите ее скорее!» Тогда в тайге у него чуть не произошло заражение крови.
Федор при нем вспомнил об этой истории, но Кондрат только посмеялся. Он хотел было показать Капланову следы тигриных клыков, но потом почему-то раздумал и лишь воскликнул с обычной сибирской приговоркой:
— Вот ясное море! Забыл, за какую ногу она меня цапнула.
От короткой встречи с Калугиным и Аянкой у Капланова осталось яркое впечатление.
— Да, все хочу тебя спросить, — вспомнил он как-то. — Почему старик расстроился, когда мы рассказали, как тигр убил медведицу?
Федор, подумав, заметил:
— Удэгейцы считают, — их народ произошел от свадьбы, девушки с медведем. Может поэтому Аянке было неприятно слышать, что тигр задавил медведя. Этот зверь у них тоже в почете.
Капланову удэгеец Аянка казался вторым Дерсу Узала. Он сожалел, что виделся с ним очень мало.
Позднее Абрамов рассказал Капланову, как ему однажды пришлось задержать Аянку за браконьерство. Тот охотился на границе заповедника и убил изюбра. Абрамов отобрал у него ружье и заставил поехать с ним на лодке в ближайший поселковый Совет, чтобы составить акт о браконьерстве. На реке лодку понесло на залом, под которым пенился водоворот. В тот момент, когда лодка ударилась о стволы деревьев, а затем могла быть втянутой под залом, Аянка успел выпрыгнуть и ухватиться за нос лодки. Абрамов решил, что тот хочет оттолкнуть лодку, чтобы от него избавиться.
Но Аянка сердито закричал:
— Или твоя совсем понимай нет? Прыгай!
Едва Абрамов выскочил на залом, лодка нырнула, и ее мгновенно засосал водоворот, словно легкую щепку.
Так Аянка спас ему жизнь.
Капланов с Козиным не раз шли тропой Арсеньева.
В свое время об этих местах знаменитый исследователь Дальнего Востока писал: «Верховья Имана покрыты густыми смешанными лесами. Трудно себе представить местность более пустынную и дикую…»
Теперь здесь находится заповедник.
Из Сидатуна в конце января Капланов писал профессору Формозову:
«… Я вновь полон энергии и энтузиазма. Вся моя предшествующая деятельность явилась лишь подготовкой к тому, что и сейчас делаю, и мой жизненный путь был очень последователен и прямолинеен. За время работы в заповеднике я очень терпеливо и методично подготовил материальную возможность осуществить свою давно взлелеянную мечту — побродить по тигровым следам и поближе познакомиться с их обладателями. С 1 января 1940 года я на Имане, куда пришел с побережья и сейчас… форсирую учет и вообще работу по тигру. Как вы знаете, Главное управление[10] этой зимой разрешило Хабаровской зообазе вылов тигрят в нашем заповеднике с 1/XII—1939 г. по 1/III—1940 г. в количестве 5–6 штук. До сих пор ни одного тигренка не поймано и, верно, так и не будет поймано. Моя задача, которую я сам перед собой поставил, прежде всего учесть тигра в заповеднике, выяснить некоторые моменты его биологии и ответить Главному управлению, возможен ли вылов тигрят в заповеднике и в каком количестве. Сам я считаю, что наша почетная задача — сохранить дикого тигра на свободе в Сихотэ-Алинском заповеднике для грядущих поколений, как одно из величайших украшений природы. Пусть люди коммунистического общества наравне с величайшими достижениями техники будут видеть в горах Сихотэ-Алиня на снегу следы гигантских полосатых кошек — редчайший реликт третичной фауны. В своей работе я постараюсь подвести под это дело достаточно солидную научную базу, а сейчас… прошу вас и всю московскую научную общественность помочь мне остановить отлов тигров в заповеднике. Я добровольно отказался от лестной возможности получить ордер на отстрел взрослого тигра для Всесоюзной сельскохозяйственной выставки и жертвую честолюбивой мечтой об этой охоте: „бескровная охота“ будет не менее интересна, полезнее для науки и для самих тигров, последних тигров Сихотэ-Алиня…»
К марту огромная территория заповедника, занимавшего весь средний Сихотэ-Алинь, была обследована. Только Капланов и Козин прошли на лыжах и пешком свыше 1200 километров. Позади осталось четырнадцать крутых перевалов, ночи в тайге под открытым небом в лютые морозы, овеянные ледяным дыханием горняка.
В очередном письме к профессору Капланов писал: «…11 марта вечером беспримерная в истории заповедника зимняя экскурсия закончена. Почерневшие от весеннего горного солнца, месячной грязи и копоти, после двадцати ночевок с нодьями, заросшие уже не щетиной, а окладистыми бородами, вконец исхудавшие и утомленные, но счастливые, мы вышли на кордон устья Арму…»
И дальше: «Полевая работа этой зимы самая трудная и одновременно самая радостная за время, проведенное в заповеднике. В нее я вложил все, что у меня есть, без остатка — всю энергию и весь концентрированный опыт прежних скитаний по тайге…»
Письмо заканчивалось стихами, которые Капланов посвятил своему спутнику Федору Козину:
Итак, результат тигрового похода — следы шести тигров, живущих в верховьях Имана.
Другие участники экспедиции — бригада тигроловов, — пройдя значительную часть территории заповедника и окружающих его районов, не обнаружили ни одного тигрового следа.
Более удачливыми оказались те двое наблюдателей охраны, которые совершали маршрут по восточным склонам Сихотэ-Алиня. В феврале им попались первые следы тигра на льду реки Кемы в полусотне километров от моря. Это были следы крупной тигрицы.
Немного выше, около Большого Кемского водопада, они увидели остатки растерзанной рыси, возле нее следы трех или четырех державшихся вместе молодых тигров. Наблюдатели последовали дальше по льду реки и вдруг на крутом бесснежном косогоре заметили двух убегавших скачками зверей. Издали они сперва приняли их за волков, но потом поняли, что это тигрята.
Наблюдатели ехали по льду на санях. Оставив здесь лошадей, они решили подняться за зверями по узкому каньону ключа Изюбриного.
Старший из наблюдателей, Спиридонов, первым вошел в ущелье, сжатое тесно нависшими скалами.
Неожиданно он увидел впереди, в каких-нибудь десяти-двенадцати метрах, стоящего на каменном выступе тигра. Зверь спокойно, в упор, разглядывал его.
Спиридонов был смелым и ловким человеком, но здесь и он растерялся. Впервые в своей жизни он встретился с тигром, да еще на таком близком расстоянии. Он испуганно сорвал с плеча винтовку и, почти не целясь, двумя выстрелами свалил зверя.
Тигр оказался трехгодовалым самцом. Столь доверчив он был, очевидно, потому, что еще не встречался в своей жизни с людьми и вырос, вероятно, где-то в диких глубинах заповедника, скорее всего в верховьях Имана.
Убитого зверя наблюдатели увезли на санях в поселок, а потом выяснилось, что по санному следу на льду реки после них прошли три молодых тигра.
Через день в этом же районе были замечены следы крупного тигра, который шел за стадом кабанов.
Таким образом, впервые за двадцать последних лет, тигры появились на восточном склоне Сихотэ-Алиня. Их было здесь не менее шести.
Когда Капланову, который обобщал результаты учета, удалось опросить наблюдателей Кемского участка, размещение тигров в заповеднике и окружающих его районах стало более ясным. Всего здесь держалось 10–12 зверей.
Судя по размерам следов крупного самца, появившегося, на Кеме, это был Могучий, или, как его назвали охотники, Великий Владыка. Он встречался ранее на западном склоне. Капланов предположил, что следы самки на льду Кемы принадлежали Скрытной, которая ушла зимой из верховьев Имана. Остальные звери были молодые, они перекочевали сюда, вероятно, из тех глухих дебрей, где недавно побывали Капланов и Козин. Тигры начали расселяться по территории заповедника. Но, к большому огорчению Капланова, один из них был уже убит.