Дикий пришел в МХТ в годы «Карамазовых», крэговского «Гамлета», «Miserere» Юшкевича, в годы идейного разброда русской интеллигенции. В нашей мемуарной и критической литературе этот период истории МХТ описан сравнительно подробно; пожалуй, лучше всего его охарактеризовали сами руководители театра. Мужественно и самокритично говорили они об упадке его искусства, о той «печати утомления», которая отразилась на его творчестве предреволюционных лет. И безнадежной была бы попытка уйти от очевидности и утверждать, будто духовный кризис в ту эпоху не коснулся Художественного театра.
Дикий отдавал себе в этом отчет. И в то же время он справедливо полагал, что такое сложное явление, как Художественный театр, даже в реакционные периоды истории нельзя брать скопом, рисовать одной краской. Вот исходный тезис Дикого: борьба двух культур не прекращалась и в межреволюционное десятилетие, хотя мы и зовем его самым позорным десятилетием в истории русской интеллигенции, и шла эта борьба не только между враждующими течениями, но и внутри многих из них.
«И коль скоро картина этой духовной борьбы была многопланной и сложной, к ней так и надо, мне кажется, подходить сегодня, — писал Дикий во вступлении к своей книге. — Иначе неизбежна полуправда, иначе прерывается нить исторической преемственности, непонятным становится внутренний путь многих деятелей русской культуры».
Проще всего осудить или под тем или иным предлогом уклониться от оценки кризисного периода в развитии Художественного театра. Но это путь недостойный. Надо разобраться! В книге Дикого есть дискуссионные и шаткие положения, есть принципиально неприемлемые — об этом речь еще впереди. Но несомненно, что эта книга проливает новый свет на некоторые важные явления предреволюционной истории Художественного театра.
Дикий начинает с Достоевского. Мы все привыкли считать постановки «Карамазовых» и «Бесов» идейным отступничеством Художественного театра, самой мрачной страницей его истории. Кому неизвестны статьи Горького, его гневная отповедь театру, его протест и призыв к протесту против инсценировки «Бесов» и пропаганды карамазовщины на сцене. Дикий говорит: да, в «Бесах» МХТ сдал свои демократические позиции, отступил под давлением реакции, более того, стал ее рупором. А с «Карамазовыми» все обстояло не так-то просто: этот спектакль, по мнению Дикого, продолжал демократические традиции юности театра; МХТ выступал здесь за Достоевского и против достоевщины.
Нельзя отказать Дикому в силе доводов. Защите «Карамазовых» он посвятил капитальнейшую главу своей книги. Он восстановил в памяти картины репетиций (с них как раз и началось его пребывание в МХТ), разобрал характер инсценировки, которая создавалась силами всей труппы, принцип декоративного оформления, необычно строгий для постановок Художественного театра тех лет, замысел и воплощение каждой сколько-нибудь заметной роли этого «самого актерского» спектакля и, наконец, прокомментировал отклики прессы разных направлений.
Подобные записи репетиций (о стенограммах и говорить нечего) тогда не велись, и внутренняя лабораторная работа театра над «Карамазовыми» сохранилась только в памяти немногих оставшихся в живых участников спектакля. Тем большую ценность представляют замечания Дикого. Он вспоминает, как Немирович-Данченко увлек труппу новизной и смелостью задач, и МХТ в те осенние дни 1910 года превратился в огромный творческий семинар по Достоевскому. Надо было найти театральный стиль романа с его напряженным диалогом, с его полифоничностью, с его законом общения, охватывающим всех партнеров по формуле: «глаза в глаза, зрачки в зрачки, взгляд, проникающий в душу соседа, мысль, нащупывающая его мысль».
Описывая репетиции, Дикий упоминает об одной важной беседе с труппой, в которой Немирович-Данченко коснулся мотивов, побудивших МХТ взяться за инсценировку «Карамазовых». Этих мотивов было два: во-первых, совершенно неудовлетворительное состояние современного репертуара (известно, что даже с самым близким театру в то время драматургом — Леонидом Андреевым — МХТ расходился в понимании задач искусства и относился к его символике без всякого сочувствия); и, во-вторых, ставя «Карамазовых», МХТ стремился расчистить почву для большой литературы на сцене, раздвинуть рамки сценических возможностей, утвердить жанр романа, эпический жанр, как вполне правомочный в театре. Если удастся Достоевский, говорили постановщики «Карамазовых», то для театра не будет ничего невозможного!