Вдруг на небе, ровно в его свободной половине открылось оконце, и в нем нарисовалась огромадная рожа Чека. Посмотрев на меня круглыми глазищами, рожа возмутилась:
— Ты откуда здесь взялась?
— Чеки, понимаешь, я это, — боязливо залепетала, а потом как гаркну. — Да в ладоши я хлопнула!
Чеки от неожиданности моргнул пару раз, а потом изрек, как плюнул.
— Дура!
И со злостью захлопнул небесное оконце.
А я как сидела, так и осталась сидеть на своем утесе, как пригвожденная, и только горькая думка неспешно оформилась в моей безмозглой голове. Дура! Конечно дура! И когда любила, думая, что на всю жизнь. И, когда бросили, ревела от одиночества и обиды… Дура, когда детей поднимала и работала на трех работах. Дура, когда родных пыталась уберечь от ошибок, объяснить, втолковать, а они из меня страшилку сделали — семейную, бабу-ягу. Дура! Конечно дура! Вот и сижу на этом утесе, и даже слеза, ради поддержания компании, и то не наворачивается! Э-эх!
И пока горестная мысль деловито размягчала мое настроение, у утеса собралась белая тучка. Приглядевшись, я узрела в ней свой утес, а на нем и себя небесную.
— Дура! Какая же я дура! — На полном серьезе заявило мне облако и продолжило стихами:
Меня дурой кликают,
А я соглашаюсь!
Во всё мордой тыкают,
А я улыбаюсь!
Моя челюсть так и отпала от удивления. Но, осознав услышанное и задохнувшись от возмущения, ответ пришел сам по себе, и я как заору:
А у нас по сказкам дура
Умницею славилась,
Вся история России
Дураками ставилась!
Вскочив каждая на своем утесе, подбоченясь и сверкая глазищами на соперницу, готовые с места и в карьер… Но не тут-то было. С треском разверзлось небесное оконце, и возмущенное рыло Чека аж вывалилось в наше пространство.
— Цыц! Бабы, молчать!
Не сговариваясь, медленно и натужно, мы повернули к нему готовые к словесному аллюру наши возмущенные моськи! Глубокий вдох и. Бац. Это, малость струхнувший Чеки, предпочел ретироваться, поспешно захлопнув сияющие небеса.
А мы, дружно закатившись смехом, еще несколько минут снимали спонтанную напряженность этого серебристо искрящегося мира.
Отсмеявшись и отслезившись, как-то само собой вспомнилось о банальном — попить бы или выпить, да и закусить не мешало бы. И я предложила своей облачной подруге спуститься по склону вниз. Так, мирно беседуя обо всем и ни о чем сразу, мы неспешно начали движение каждая по своему утесу.
А в это время наш Чеки нервно пританцовывал на своих золоченных копытцах. Его нервозность никак не вписывалась в изысканно-утонченный колорит богатых апартаментов.
Почтенный старец, брюзжа и всем своим видом показывая возмущение и недовольство, с деловитой изощренностью палача-профессионала, слой за слоем снимал с Чеки шкурки, меха и прослоички, от чего черт чувствовал себя голеньким и беззащитным.
— Зазноба?….И в изумрудном мире?
— Да не зазноба. Баба!
— И я говорю — зазноба! И как она там очутилась?
— Дак, эдак, я, это, трон, завитушка. А она хлоп! Кто ж думал?
— Хлоп говоришь? — Зашипел старец и задумчиво повертел в руках небольшой диск, аккуратно положил его на место и посеменил к стойке напротив.
Чеки по пятам плелся за старцем, незаметно старался прикарманить все, что, по его меркам, плохо лежало. В его складках, карманах и кармашечках уютно умещались колечки и браслетики, бусики и кулончики, ножнички и ножички, и другие жизненно необходимые вещи и вещицы.
— Хлоп, значит говоришь? А чем расплачиваться будешь?
И старец хищно посмотрел на черта.
Чеки от неожиданности аж подпрыгнул, быстренько убрав руки за спину. Скребанув ноготком пространство, он незаметно скинул уличающий предмет в изумрудный мир. И, сложив чистые ручки в молящем жесте, на уровне отщелкнувшейся мужской солидности, заканючил:
— Дак! Эдак! Это! Отслужим-с! Ваша честь! Верой, правдой! Спинки не разогнем! Отработаем-с! Вы только это, значит, поспособствуйте! Ну, назад ее! А мы отслужим-с!
— Отслужим, говоришь? — Задумчиво изрек старец и щелкнул холеными пальчиками. Все предметы так тщательно и с любовью прикарманенные чертом, поспешили на свои места. Провожая их слезящимся взглядом, Чеки только сейчас начал немного осознавать, что торговаться с Ненасытным Случаем. Ох, какая опасная игра! Но дело сделано, и ягненок заклан. И теперь за его холеную шкурку никто не даст ломанного гроша.
Эх, судьба — судьбинушка! Где ж тебя черти носят!