Старец же ему отвечает: "Мне около сорока пяти лет; живу я в Сенаарской пустыне, сподвижники же мои — люди, посвятившие свою жизнь и труды на то, чтобы явиться достойными наследовать царствие Христово на небесах".
Иоасаф же ему возразил: "Как это может быть? Ты на вид кажешься лет семидесяти, а говоришь, что тебе сорок пять лет? Мне кажется, что в этом случае твои слова неистинны".
"Если ты,— отвечал Варлаам,— спрашиваешь, сколько мне лет от рождения, то ты верно определил, что мне около семидесяти лет. Но я вовсе не включаю в годы своей жизни то время, которое я прожил в мирской суете. Ибо, когда я жил плотью, порабощенный грехами, то духовно был мертв, так что я никоим образом не могу годы смерти включить в годы жизни. С тех же пор, как для меня мир распят и я для мира (Гал. 6, 14), сбросив с себя прежняго человека, растлеваемаго страстями, уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившаго меня и предавшаго Себя за меня (Гал. 2, 20). Годы, прожитые мною в такой жизни, я и называю годами спасения, прожито же их мною около сорока пяти. Потому-то я и определил тебе свой возраст этим числом и, как видишь, вполне согласно с разумом и сообразно с целью своей жизни. Отныне и ты веди такой счет на том основании, что чуждые всего добраго, живущие во грехе, тратящие свою жизнь на позорныя, страстныя удовольствия суть подлинные мертвецы, неспособные к истинной жизнедеятельности. Один мудрец совершенно справедливо назвал грех вечною смертью. Апостол говорит: Когда вы были рабами греха, тогда были свободны от праведности. Какой же плод вы имели тогда? Такия дела, каких ныне сами стыдитесь, потому что конец их — смерть. Но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец—жизнь вечная. Ибо возмездие за грех — смерть, а дар Божий—жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. 6, 20, 23)".
Услышав это, Иоасаф говорит: "Так как ты не включил времени, прожитаго тобою в угождение плоти, в годы своей жизни, то и смерть, которою умирают все, по-твоему не следует считать смертью"?
"Без сомнения,— отвечал старец.— В этом случае я разсуждаю по предыдущему и ничуть не боюсь сей временной смерти и даже не называю ея смертью, если она постигнет меня на пути исполнения заповеди Господа, а считаю это скорее переходом от смерти в лучшую, совершеннейшую жизнь, сокровенную во Христе. Святые, желавшие достигнуть вечной жизни, весьма тяготились настоящею земною, почему Апостол говорит: Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный. От того мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище, только бы нам и одетым не оказаться нагими. Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью (2 Коринф. 5,1, 5). И в другом месте: Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7, 24). И опять: Имею желание разрешиться и быть со Христом (Филип. 1, 23). Пророк восклицает: когда прийду и явлюсь пред лице Божие! (Пс. 41, 3).
В том же, что я ничуть не боюсь телесной смерти, ты можешь убедиться из того, что я, не обращая внимания на угрозы твоего отца, безстрашно явился к тебе, чтобы возвестить спасительное слово, хотя твердо знал, что если он узнает об этом, то предаст меня, если сможет, безчисленным пыткам и казням. Но ставя выше всего Слово Божие, я не боюсь сей временной смерти и даже не считаю ея достойною такого названия, следуя заповеди Господней, гласящей:
И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне (Матф. 10, 28)".
"Таковы ваши успехи в истинной мудрости,— сказал Иоасаф,—они, конечно, выше человеческой природы и недоступны обыкновенным земным обитателям, которые весьма дорожат настоящею жизнью. Блаженны вы за свой мужественный образ мыслей! Но чем вы питаетесь в пустыне — ты и твои сподвижники? Какова там ваша одежда?"
Варлаам же отвечает: "Пищею нам служат плоды и трава, растущие в пустыне, которые она производить по воле Божией, питаемая земною росою. Никто из-за них не вступает с нами в борьбу, и ни для кого они не служат предметом зависти. Но в изобилии растет наша пища, для которой мы не пахали, и кушания, которых мы не приготовляли. Если же кто-нибудь из ближних наших, верующих братьев, принесет нам когда-нибудь другой снеди, то мы принимаем ее, как дар Промысла Божия, больше для того, чтобы с верою приносящие получили благословение Божие. Одеждами же нам служат рубища или шкуры, совершенно ветхия, изнуряющия нашу немощную плоть, употребляемыя нами безразлично летом и зимою; как только мы оделись в такую одежду, то снять ее мы не смеем, пока она совершенно не растлеет от ветхости. Бедствуя в таких одеждах от холода и зноя, мы приготовляем себе в будущем одежды безсмертия".