Тогда Варлаам начал говорить много о Боге, о благочестии в отношении к Нему; говорил, что Его одного следует любить всем сердцем, всею душою, всеми помышлениями, благоговейно и добровольно исполнять Его заповеди; говорил, что Он один есть Творец всего видимаго и невидимаго; затем повторил о сотворении перваго человека, о заповеди, данной ему, о нарушении ея Адамом и об осуждении его Создателем за это нарушение. Перечислил те блага, которых лишили себя нарушившие заповедь. Напомнил о тех скорбях и бедствиях, которыя постигли наш род после греха перваго человека, и о том, что Созидатель, будучи человеколюбив, послал на землю учителей и пророков, возвестивших о воплощении Единороднаго Его Сына. Затем привел на память о самом пришествии Сына, о Его воплощении, о Его благодеяниях, о чудесах, о крестных страданиях, перенесенных Им из-за нас, неблагодарных, о добровольной Его смерти, о нашем возстановлении в прежнем состоянии, о царствии небесном, принимающем в лоно свое праведников; а также о муках, предстоящих грешникам, о вечном огне, о непрестанном мраке, о черве, постоянно голодающем, и о другаго рода наказаниях, уготованных для рабов греха. Заключив свою речь нравственным поучением, предписав очищение жизни, презрение к ея суете, изобразив, насколько жалки возлюбившие эту суету, он закончил свои назидания молитвою. Потом, заповедав неотлучное пребывание в православной вере, безупречную жизнь и деятельность, он, после вторичной молитвы, удалился опять в свое временное место жительства.
По уходе Варлаама, Иоасаф, призвав Зардана, спросил его: "Ты слышал, что мне наговорил этот болтун, пытаясь своими пустословиями обмануть меня, отвлечь от этой радостной жизни в веселии и наслаждении и обратить к чужому Богу?" Зардан же ему отвечал: "Для чего ты, мой господин, испытываешь меня, своего слугу? Я знаю, что слова этого мужа проникли в глубину твоего сердца. Если бы это было не так, то ты бы не беседовал с ним постоянно с таким удовольствием. Мы тоже слышали это учение, но с тех пор, как твой отец воздвиг непримиримое гонение на христиан, они удалились отсюда, и уже не слышно их проповедей. Но если тебе нравится это учение, и ты чувствуешь себя способным исполнить его строгия и трудныя требования, то желаю тебе счастья и успеха в выполнении своих желаний. Но что делать мне, который не смеет даже шевельнуть глазом из страха перед царем; мне, которому предстоит душевная скорбь и страдания? Ибо, что я скажу в свое оправдание твоему отцу о том, как я небрежно отнесся к его приказаниям, не воспрепятствовав посещениям этого старика?"
Тогда Иоасаф ему говорит: "Я думал, что ничем не смогу так вознаградить тебя за твою преданность и верность, как тем, что сделаю тебе известным истинную цель и Виновника человеческой жизни, выведя тебя, таким образом, из мрака в свет. И я надеялся, что ты, после только что слышаннаго, неудержимо захочешь последовать Христову учению, но, как вижу, обманулся в своих ожиданиях. Если же ты известишь о всем этом моего отца, то тем самым причинишь ему только горе и заботы. Поэтому, если ты предан отцу, то никоим образом не разсказывай ему ничего до удобнаго случая". Говоря так, царевич был подобен человеку, сеющему на воде, ибо мудрость недоступна глупой душе.
Когда Варлаам на другой день пришел к Иоасафу и объявил о своем намерении возвратиться в свои места, то он весьма опечалился, и слезы выступили у него на глазах, ибо разлука со старцем была для него чрезвычайно тяжела. Поговорив с царевичем довольно долго и убедившись, что он неуклонно пребывает в добродетели, старец с радостным чувством простился с ним, предсказывая, что скоро они соединятся неразлучно. Иоасаф не решился более удерживать Варлаама, боясь, чтобы Зардан не донес о нем царю и тем не навлек на него наказания. Прощаясь, он говорит старцу: "Если тебе угодно, мой духовный отец, славный учитель и виновник всего хорошаго, что у меня есть,— оставить меня еще вращаться в суете этого мира, то я не смею удерживать тебя более. Иди с миром и поминай в своих достойных молитвах ко Господу мое бедствие, молись о том, чтобы я мог жить с тобою и всегда видеть благородное твое лицо. Прошу тебя исполнить еще одну мою просьбу: так как ты не пожелал ничего принять от меня для своих сподвижников, то прими для себя хотя немного денег на одежду и пищу".
На это блаженный отвечал: "Если я не принял от тебя ничего для своих товарищей, которые не нуждаются ни в чем мирском, добровольно отрекшись от него, то как я могу принять для себя то, что я отказался принять для них. Ибо, если бы приобретение денег было делом полезным, то я старался бы скорее доставить их товарищам, чем себе, но так как я знаю, что приобретение их гибельно, то не хочу подвергать опасности ни их, ни себя".