От этого движения рукав спустился, зеркало выскользнуло, ударилось о каменный пол и рассыпалось пылью.
Наследник поднялся, огляделся мутными глазами, сказал:
— Уложить голову Фань Юй-ци в ящик, запечатать ее и отдать Цзин Кэ. — И, обращаясь к Цзин Кэ, спросил: — Я надеюсь, что теперь вы можете ехать?
— Нет, — ответил Цзин Кэ, — мне еще нужен помощник.
Тогда наследник рассердился.
— Я подозреваю, — сказал он, — что вы изменили свое решение. Время уходит! Неужели у вас возникло другое намерение? Подумайте об этом дважды и поразмыслите четырежды, потому что мое сердце требует мести.
Цзин Кэ рассвирепел и закричал на наследника престола:
— Что вы. меня подгоняете? Что вы меня торопите? Отправляясь в путь, я знаю, что больше не возвращусь! Я с одним кинжалом еду к могущественному циньскому государю, где мне грозит смерть! Чем вы мне можете пригрозить более страшным? Я задерживаюсь потому, что мне нужен помощник! Не хотите ли вы своими понуканиями добиться того, чтобы я отказался от поездки?
— Успокойтесь, мой друг! — закричал наследник не своим голосом, стараясь перекричать Цзин Кэ. — Не сердитесь, мой друг! Вы поедете, когда найдете нужным, когда найдете помощника, когда захотите, когда пожелаете! Но только из дворца я вас больше не выпущу, от себя я вас не отпущу до самой последней минуты.
— А, будьте вы прокляты! — сказал Цзин Кэ, пошел за ним и завалился спать в его опочивальне.
СЕРДЦЕ ТРЕБУЕТ МЕСТИ
Следующее утро было, как читатель, без сомнения, помнит, то самое утро, когда Цзюй У, наставник наследника Даня, узнал о смерти своего сына и поспешил во дворец требовать мести. Но как он ни торопился, ему пришлось ожидать в восточном павильоне, потому что дальше никто не смел двинуться без приглашения. Многолетняя привычка помогла Цзюй У терпеливо вынести медлительные минуты. Ему даже показалось, что скорбь о сыне стала не такой уже жгучей. Он уже слегка стеснялся своей разорванной одежды. Многие из присутствующих оглядывались на него с молчаливым и неодобрительным недоумением. В это время вошел наследник престола Дань.
Цзюй У бросился к наследнику так поспешно, что о нем можно было бы скавать пословицу— «В три скачка и в два прыжка». Но никто не заметил этого нарушения приличий, потому что и сам наследник, увидев беспорядок его одежды, быстро ступил ему навстречу и воскликнул:
— Что случилось с вами и какая беда постигла вас?
Цзюй У простерся в церемониальном поклоне и ответил:
— Мой сын убит, государь! Мой род прекратился. Мое сердце требует мести!
— Кто же сможет вам отказать в таком справедливом требовании! — проговорил наследник Дань. По всему залу прошелестел всеобщий шепот сочувствия. — Я вижу, вы убиты горем. Пойдемте со мной, дорогой мой наставник, и вы все расскажете мне.
Когда они вышли из восточного павильона, Цзюй У вдруг показалось, что лицо наследника как-то незаметно изменилось и уже не выражает сочувствия, а скорее какое-то другое, еще непонятное чувство. И, чего раньше с ним никогда не случалось, Цзюй У вдруг почувствовал смутный страх. Он вдруг вспомнил, что про наследника говорили, будто он так исполнен злобы, что если плюнет на тень человека, то человек умрет, точно отравленный. Что у него лицо лошади и голова быка, как у злого духа. Что на него нельзя положиться, потому что у него тысяча изменений и десять тысяч превращений, и нельзя ему доверять, потому что есть рот, но нет сердца. Все это и многое другое Цзюй У вспомнил, но тотчас устыдился своих мыслей, подумав о том, что к нему наследник всегда был благосклонным, и о том, сколько горя пришлось Даню испытать в его короткой жизни.
Большую часть отрочества и юности наследник Дань провел за пределами страны Янь. Сперва он жил заложником в Чжао, затем в Цинь, и всего несколько лет, как удалось ему вернуться в родной удел. Такая судьба наследника не была ни странной, ни необычной, и со многими князьями случалось то же. Все семь государств, составляющих Поднебесную, постоянно нападали друг на друга или заключали друг против друга союзы. Ни одно из государств не доверяло другим, и каждое старалось захватить или получить заложниками сыновей государей, чтобы, угрожая им смертью в случае измены, предохранить себя от вероломства соседей. Подневольная жизнь заложника, полная унижений и лишений и постоянной опасности, конечно, должна была отразиться на характере наследника Даня.
С такими мыслями Цзюй У вошел вслед за наследником в его покои. Здесь был приятный полумрак, но Цзюй У увидел, как навстречу им с циновки поднялся не известный ему молодой человек. На нем был парчовый халат и головной платок, повязанный в виде щупалец улитки, двумя рогами. У него были глаза навыкате, большие уши и толстая шея, как у ласточки. По всему было видно, что это человек сильный и храбрый. Наследник махнул ему рукой, и он снова отошел в сторону, сел на циновку и тихонько заиграл на пибе, подпевая:
Звуки пибы были подобны рокотанию волн в прибрежных камнях, а слова песни падали, как сухие листья с уже полуобнаженных деревьев.
Цзюй У сам не понимал, почему это тихое пение так раздражает его, но наследник, как видно, слушал с удовольствием и долго не начинал разговора. Наконец он спросил:
— Расскажите мне, как было дело, и мы вместе обдумаем вашу месть.
Выслушав рассказ Цзюй У, он воскликнул:
— Я прикажу поймать и казнить злодея! Хотите, его можно распилить пополам деревянной пилой, а потом отрубить голову и повесить в клетке на городской стене? Или, если вам так больше нравится, с него можно с живого содрать кожу и прибить ее над вашими воротами. Как его презренное имя?
— Его зовут Цинь У-ян.
— А-а! — закричал молодой человек.
Он все время с усмешкой прислушивался к разговору, а теперь вскочил и бросил пибу о каменный пол, так что она разбилась и струны, завившись спиралями, встали дыбом, ужасно и отвратительно взвизгнув.
— Успокойтесь, мой друг, — воскликнул наследник и, к великому изумлению Цзюй У, нагнулся и начал подбирать обломки инструмента. — Ведь мы только что все обсудили, как только мне доложили о столичных новостях. Вы нашли, что такой помощник по вашему вкусу. Я обещал, что вы его получите, как только его поймают. Слова своего я не нарушу и того, кто вам нужен, не трену. Зачем же сердиться? — И, обернувшись к Цзюй У, спросил: — Это тот У-ян, которому нет еще тринадцати лет, а он уже убил человека и о нем с утра говорит вся наша столица?
— Да, это он самый, — сказал Цзюй У. — И он убил моего сына.
— О! — медленно сказал наследник. — Вот это очень жаль!
А молодой человек закричал Цзюю:
— Можете проглотить свою месть и подавиться ею!
— Господин! — воскликнул Цзюй У, падая на колени перед наследником. — Это был мой единственный сын, и с его смертью мой род прекратился!
— Вы женитесь снова, — легкомысленно ответил наследник, — и у вас будут еще сыновья. Мой друг Цзин Кэ прав. В угоду мне вам придется отказаться от своей мести. Этот У-ян мне самому нужен. Очень жаль, что это тот самый, а не какой-нибудь другой. Хотя и я раньше замечал, что то, что волнует меня, оставляет вас равнодушным, но на этот раз не я вам уступлю, а вы мне. И я хотел бы, чтобы вы подумали об этих моих словах. Если они вам не нравятся, то Поднебесная очень велика, хотя тот, кто лежит под корнями трав, не видит ни цветов, ни деревьев.
Пятясь в поклонах, Цзюй У вышел. Пока он мчался домой в своих парадных носилках, он думал о словах наследника, а когда понял их, то почувствовал, что его кости ослабли и мышцы обмякли от страха.
«Такова благодарность государей, — думал он. — С тех пор как он вернулся в Янь, я служил ему наставником и советником, и он превозносил меня. Один раз я посмел ему возразить, и он, прогнав меня, приблизил к себе проходимца, которого я сегодня увидел впервые. Как говорил мудрец Фан Ли: „Когда увертливый заяц убит, из охотничьего пса стряпают кушанье; когда проворная птица истреблена, тугой лук убирают подальше“. Теперь, когда он думает, что я ему больше не нужен, он уничтожит меня. Да, таков смысл этих слов. Поднебесная велика — это значит, что он меня не держит, я могу идти куда хочу. Но в словах о корнях трав есть угроза, потому что не может остаться жив человек, знающий тайные мысли наследника, слышавший его слова, угрожавшие циньскому вану. Следовательно, о „прогоняет меня, но убьет, если я посмею уйти. Он боится, что я уйду а Цинь, а я боюсь оставаться в Янь. Быть может, когда он лицемерно утешал меня, говоря о коже врага, прибитой к воротам, он думал о моей коже и своих воротах. Зачем я пожелал отомстить человеку, которому он покровительствует!“