Читать онлайн "Повесть о Великом мире" - Кодзима-хоси - RuLit

— Ты откуда, из чьей семьи изволишь быть?

— У меня нет ни отца, ни матери. Моё желание — чтобы господин государственный советник стал моим родителем, — молвил в ответ ребёнок.

Советник обрадовался, взял его на руки и стал с любовью воспитывать его под покрывалом мандаринских уток[925]. А назвали мальчика младшим военачальником Кан. С тех пор, когда он ещё не обучался, мальчик осознал Путь, и стало очевидно, что у него ни с чём не сравнимый талант к учениям, а когда ему было одиннадцать лет, отец, государственный советник Кан, погладив сына по голове, спросил его:

— Может быть, ты сочинишь стихотворение-си[926]? — и тот, как будто нисколько не задумываясь, тут же сложил ясными словами чудесное пятистишие о холодной ночи:

Свет луны словно снег чистейший.

Сливы цветы ясным звёздам подобны.

Катится по небу милое золотое зерцало[927].

Благоухает в саду яшмоподобный цветок.

После этого он твёрдо усвоил в своих стихах все поэтические приёмы эпохи расцвета Тан, показал способность сочинять стихотворение семи шагов[928], а что касается стиля, но он воспринял блестящий вкус эпох Хань и Вэй, помнил наизусть десять тысяч сочинений, и поэтому в двадцать третий день третьей луны двенадцатого года правления под девизом Дзёган[929] выдержал экзамен на должность чиновника и в обществе сочинителей изволил сломить лавр[930]. Весной того года в доме То Кёрё[931] собрались люди, и младший военачальник Кан пошёл туда, где стреляли из лука. То Кёрё подумал, что этот сановник каким-то образом собрал светлячков в окне учёности, но если он неотрывно набирался знаний только из старинных книг, то не знает, где начало и где конец у лука и насмешит нас, стреляя в цель.

Кёрё вложил в лук стрелу, протянул его младшему военачальнику Кану и попросил его:

— Начинается весна, так развлечёмся разок стрельбой из лука.

Младший военачальник Кан и не подумал отказываться. Он встал рядом со своим соперником, поднял рукав, обнажив белоснежную кожу, поднял и вновь опустил лук. Немного погодя, всё в нём, начиная с крепкой фигуры, мастерски выпущенной стрелы, звона тетивы, вида согнутого лука и всех пяти добродетелей лучной стрельбы было преисполнено мощью. Ни на один сун не отклоняясь от точки прицеливания, он в пять приёмов выпустил десять стрел. То Рёкё не сдержал восхищения, спустился к нему и протянул руку. Он провёл со стрелком несколько часов в пиршественном зале и одарил самыми разными подарками.

В двадцать шестой день третьей луны того же года, когда император Энги[932] ещё восседал в Весеннем дворце Тогу, он призвал к себе младшего военачальника Кан и молвил ему:

— Кажется, китайский поэт Ли Цяо[933] за одну ночь сложил сто стихов. Разве ты не сравнишься с ним своим талантом? Так сложи в присутствии императора за один час десять стихов! — и предложил для них десять тем.

Младший военачальник Кан сложил десять стихов за полчаса.

Когда провожаешь весну,

Не используешь лодку или телегу.

Только с последней камышевкой

Да цветами опавшими

расстаёшься.

Если вешний огонь

Знает сердце разлуки моей,

Нынче ночью ночлегом

дорожным

Станет дом стихотворный.

Такие стихи о конце весны вместились в стихотворение из десяти строф по десять слогов.

Не было недостатка в восхвалении его талантов, его человеколюбия и справедливости, кои соединились в единое целое. Государь возвратился к добродетелям трёх монархов и пяти императоров[934], вселенная управлялась ровно, как при Чжоу-гуне[935] и Кун-цзы[936], — и всё это благодаря младшему военачальнику Кан. Так безмерно восхищался им государь, поэтому в шестую луну девятого года правления под девизом Канхэй[937] он поднялся от должности советника среднего ранга до старшего советника, а вскоре стал старшим военачальником.

В десятую луну того же года, после того, как император Энги изволил занять свой престол[938], все дела государственного управления вершил старший военачальник ближней дворцовой охраны. И регент, и высшие сановники не могли с ним сравниться. Во вторую луну второго года правления под девизом Сётай[939] он стал министром-старшим военачальником.

В это время министр по прозванию Хонъин[940], потомок в девятом колене обладателя Большого тканого венца[941], сын его милости Сёсэн[942], старший брат императрицы, стал дядей императора Мураками[943]. Его дом называли домом канцлеров[944], называли домом высокочтимым. Во всяком случае, он считал, что человека, равного ему, нет. А поскольку в чинах, титулах и наградах министр Кан превзошёл его[945], Токихира не знал покоя от негодования. Тайно договорившись с его милостью Хикару[946], его милостью Садакуни[947] и Суганэ-но-асон[948] он вызвал старшего чиновника Ведомства светлого и тёмного начала, и в восьми сторонах императорского дворца они закопали кукол и вознесли молитвы богам Но хотя они и прокляли министра Кан, бедствия на него они не навлекли, потому что сами в душе не следовали по Пути Неба. Поэтому они решились на преступление, оклеветав его. Время от времени министр Хонъин стал говорить государю, что помощник Первого министра Кан при управлении Поднебесной своекорыстен, является зловредным вассалом, который наносит народу вред, горестей народных не знает, а своим принципом сделал несправедливость. Жаль, что по этой причине император стал думать, что Кан вносит в мир беспорядок, вредит народу, что он — зловредный вассал, а не верноподданный, которого можно увещевать воздерживаться от зла.

Можно согласиться со словами: «Кто это знает: искусство лжи подобно язычку у флейты. Он побуждает господина нос зажимать, а господин не зажимает. Господин может разделить мужа и жену как западную звезду с восточной. Господин просит — это пчела отнимает, а господин не отнимает. Из-за господина матери и сыновья становятся шакалами и волками»[949]. Даже те, которые всегда должны быть в согласии, муж и жена, отец и сын, отдаляются друг от друга из-за лжи клеветника. Тем более, это бывает между господином и подданным.

В конце концов, в двадцатый день первой луны четвёртого года правления под девизом Сётай было решено, что помощник Первого министра Кан следует сослать на Цукуси заместителем начальника Дадзайфу[950]. Перемена была невыносимо горькой. О своём безмерном горе он рассказал в стихотворении, которое послал в павильон Тэйдзиин[951].

Несёт как мусор

По воде меня.

Стань же запрудою,

Мой государь, —

Здесь задержи меня!

Увидев это стихотворение, монашествующий экс-император увлажнил свои августейшие одежды слезами. Поэтому, желая успокоить приговорённого к ссылке, он прибыл во дворец, однако в конце концов правящий император к нему не вышел, так что возмущённый монашествующий экс-император возвратился ни с чем.

После этого дело о ссылке было решено, и помощника Первого министра сейчас же отправили в ссылку в Дадзайфу. Из его двадцати трёх детей отцу отдали только четырёх мальчиков, а остальные были сосланы в провинции, лежащие во всех четырёх сторонах. В столице была оставлена только одна старшая дочь, а остальные восемнадцать человек, плача и плача, покинули столицу. Как же печален был вид страдающего отца, отправляемого в ссылку! Он оставил Кобайдоно, дворец Алой Сливы, где изволил проживать долгие годы, и при неверном свете заходящей луны у него оставался на рукавах только забытый аромат сливы. Теперь он думал о вёснах в родных местах, не в силах сдерживать слёзы.