План картины окончательно созрел в голове художника, но замыслу этому не суждено было осуществиться. Василий Васильевич уезжал в Петербург с бурлацкими этюдами и набросками пришекснинских пейзажей. В карманах было пусто. Отец не дал ни гроша. Мать не имела денег. Провожая его, она заливалась слезами, говоря, что, наверно, в последний раз с ним видится. Верещагин с горечью думал о том, что забота о существовании заставит его надолго отказаться от работы над «Бурлаками». Василий Васильевич не ошибся. В Петербурге он был вынужден заниматься выполнением мелких заказов ради заработка, пока не представилась возможность поехать в Туркестан. О шекснинских бурлаках поневоле пришлось забыть.
Верещагин в Туркестане
В Петербурге Верещагин побывал у своего бывшего учителя — профессора Академии художеств Бейдемана. Зная непоседливость и любознательность Верещагина, Бейдеман сказал ему:
— Василий Васильевич, я слышал, что в Туркестан назначен генерал-губернатором Кауфман. В скором времени он собирается туда ехать. Не желаете ли вы отправиться в Туркестан? Кауфману нужен художник, который мог бы в рисунках и полотнах изобразить этот новый край и показать действия русских войск. У нас в Академии не нашлось желающих отправиться в такое далекое и долгое путешествие. Ужели откажетесь?..
Василий Васильевич выслушал предложение Бейдемана, сказал:
— Поеду. Пусть мои «Шекснинские бурлаки» подождут. Будет время — вернусь к ним. Поеду. Посмотрю войну, какая она есть. Поработаю. Но поеду только в качестве вольного художника. — Так решил Верещагин и, взяв альбомы лучших своих зарисовок, отправился в министерство внутренних дел на прием к Кауфману.
Плешивый генерал, покручивая усы, сидел за огромным дубовым столом и рассматривал карту Средней Азии. На плечах у генерала тяжелые, отделанные серебром эполеты, на груди — кресты, звезды и аксельбанты.
«Важен…» — подумал Верещагин, выкладывая перед генерал-губернатором свои рисунки.
— Что ж, рисунки неплохие, — заметил Кауфман. — Особенно кавказские. Полагаю, из вас толк получится. Ага, вы из гардемаринов! Превосходно! Значит, военная дисциплина вам не страшна? На первых порах будете прапорщиком, а дальше — по заслугам и честь. Собирайтесь в путь-дорогу.
Решительность генерала понравилась Верещагину. Другой бы на его месте повернулся через левое плечо и удалился, как по команде. Но Верещагин задержался и, стоя перед Кауфманом, разговор завел не по-военному:
— Ваше превосходительство! Мне чинов не нужно. Художнику они ни к чему. Искусство не признает субординации. Позвольте быть мне у вас на службе просто художником, разрешите носить гражданскую одежду, не брить бороду и свободно заниматься живописью. Как художник я постараюсь сделать все, что в моих силах.
Кауфман строго из-под седых бровей взглянул на художника, пошевелил губами и не сразу ответил:
— Что ж, быть по-вашему. Дисциплиной я вас не свяжу. Но формальности ради будете числиться прапорщиком. Оклад, довольствие — всё по табелю. Разъезды по краю — бесплатные. Удовлетворены?
— Вполне, ваше превосходительство!
— Хорошо. Вот и договорились. Впрочем, еще спрошу вас: как вы, молодой человек, представляете роль России в этой кампании, то есть в присоединении того края, куда и вы согласны отправиться?
— Постараюсь ответить, — собираясь с мыслями, сказал Верещагин. — Я думаю так, что Туркестан нуждается ныне в сильном покровителе, иначе он будет бесконечно истекать кровью от междоусобиц и подвергаться разбойным нападениям из Персии и Афганистана. Англия, захватив Индию, может посягнуть и на беззащитный Туркестан.