ПУТЕШЕСТВИЕ ПО РОССИИ
Все трое—Жильбер Ромм, Воронихин и Павел Строганов готовились к путешествию по России. Не ради пустой барской забавы задумал это путешествие старый граф. Он хотел, чтобы его сын Павел больше знал о стране не только из книг. Путешествия длительные, в разные края необъятной державы, по рекам и бесконечным трактам, в города, села и дальние окраины, в весеннюю и летнюю пору дополняли познания, приобретенные за осень и зиму в стенах Строгановского дворца.
Для Жильбера Ромма и Воронихина эти путешествия были не только удовольствием, они не только удовлетворяли их любознательность, но ими достигалась и цель глубоко научная, познавательная, в немалой мере изыскательская. Иное дело баловень Попо. И возраст и положение богатейшего наследника не наводили его на глубокие размышления при обозрении новых мест. Жильбер Ромм и Воронихин радовались: не шуточное дело – им с Павлом Строгановым предстояло путешествовать пять лет с небольшими перерывами. За такой срок можно исколесить всю Россию, увидеть ее воочию, узнать всесторонне.
В первое путешествие они пустились в начале лета 1781 года. В путь отправлялось шесть человек: Жильбер Ромм, Андрей Воронихин, Павел Строганов – главный виновник предстоящих странствий – и еще трое, приданных графом для услужения: охранник – унтер-офицер, егерь – отличный охотник на случай добычи пищи на лоне природы, и слуга – опытный повар. Для начала было выбрано удобное путешествие по путям-дорогам и рекам, уже знакомым Андрею Воронихину, – из Петербурга в Москву на быстрых перекладных, затем из Москвы на Оку и к Нижнему на Волгу до Казани и камского устья.
В Москве они жили в строгановском особняке на Гончарной; устраивали прогулки по древним местам старой русской столицы. Для Павла Москва оказалась как бы «пособием» к пройденной им русской истории. Ромму Москва представилась отнюдь не старой бестолковой деревянной деревней, как порой рисовали ее в Петербурге иные высокомерные баре. Нет, не такой купчихой-простофилей оказалась старушка Москва. Она была действительно белокаменной, самобытной, но и не чуждавшейся европейской культуры. Ромм был в состоянии столь приятного удивления и неожиданного восхищения от вида Москвы. Не тратя времени даром на отдых, он сказал Воронихину:
– Андре, ты был здесь пять лет. Будь нашим путеводителем, веди и показывай. Попо! Не отставай ни на шаг. Помни, мы не на прогулке, мы продолжаем учиться. У Андре есть вкус. Веди, друг мой, показывай Москву и рассказывай нам…
Древние храмы и дворцы, терема Кремлевские и новые здания, недавно выстроенные Ухтомским, Баженовым и Казаковым, частные дома купеческие, загородные усадьбы и церкви – все было осмотрено петербургскими путешественниками.
В одной из подмосковных усадеб они были любезно приняты Баженовым, занятым в то время сразу постройкой нескольких особняков.
Василий Иванович был еще не стар, годы перевалили за сорок, но жизненные препятствия и столкновения с такими заказчиками, как сама Екатерина, Демидов, только что отвергнувший его проект Московского университета, надломили здоровье знатнейшего зодчего.
– Андрюша! – воскликнул Баженов, обрадованный встречей с учеником. – Счастливчик! Учись же и расти. Фортуна приласкает тебя. Не придется тебе, запомни слова мои, претерпевать то, что я претерпел и терплю.
– Как знать, Василий Иванович, пути господни неисповедимы.
– Порукой тому, Андрюша, твой всесильный покровитель Строганов. Будь добрым архитектором, процветай, и Александр Сергеевич не даст тебя в обиду никому. А что означает быть хорошим архитектором? – спросил Баженов. – Это, друзья мои, легко только сказать. Давно я такого рассуждения о должности, которую взял на себя с молодых лет и, как бы ни было, пребываю в ней и буду до смерти пребывать… Ведомо вам, что архитектор есть человек, который умеет строить по правилам зодческой науки, делает рисунки как основанию, так и подъему здания, направляет дело и повелевает каменщиками и другими людьми, ему подчиненными… Добрый архитектор должен иметь хорошее понятие и об истории, уметь рисовать, знать математику, камнетесание и проспективу. Но сего еще не довольно, он должен быть честным, разумным и рассудительным, должен иметь живость и вкус в воображениях своих, без сих качеств ни совершенным архитектором, ни полезным обществу человеком быть не может. Добро, что вы пожаловали в Москву; они, – Баженов кивнул на Ромма и Павла, – пусть полюбуются на архитектуру и запомнят, а тебе, Андрей, зарисовать кое-что, возникшее за последние годы, не вредно будет…
После скромного и сытного обеда Баженов водил своих гостей в окрестностях Москвы, показывал им строящиеся по его проектам здания. И очень сожалел, что Казаков был тогда в отъезде на Смоленщине, а потому не мог их познакомить с ним. Рассказывая о своем друге петербургским путешественникам, Баженов восторженно отзывался о Казакове и его работах:
– Матвей Казаков, вот человек, здоровьем дышащий, широко шагает!.. Посмотрите его Петровский дворец, Сенат, демидовскую усадьбу. Человек за границей не учился, а у него поучиться есть чему. И три сына в него пошли. Все три зодчие! Конечно, далеко им до отца, однако стремление к тому имеют… А мне, друзья, похвалиться нечем, все хорошее, мною затеянное, в чертежах да в першпективе… Думает Матвей Казаков Колонный зал для благородных собраний строить, показать себя мастером великолепного внутреннего убранства. Верю. Удивит, опять удивит москвичей. Есть и у меня думка, Андрей, – обращаясь к Воронихину, тихо заговорил как бы о чем-то тайном и сокровенном Василий Иванович. – Дом на холме, на Моховой, супротив Кремля, фасадом к Боровицким воротам есть намерение построить. Хочется сделать так, чтобы никогда такой дом ни убрать, ни заменить нельзя было. Как лицу без носа не потребно быть, так бы Москве без того пашковокого дома… И сделаю, черт побери!.. Тут-то уж мне высочайшая капризница не помешает…
Побыли путешественники у Баженова недолго, стараясь и его не отвлекать от дел и в Подмосковье побольше увидеть. Он проводил их до экипажей, стоявших за усадьбой на укатанном и обсаженном березами тракте. Павел сел в карету рядом с унтер-офицером, Ромм с Воронихиным в другую.
– Знатный в вашей стране человек! – отозвался Ромм о Баженове. – Любить надо таких. Во Франции он дорого бы ценился…
Две пары вороных, запряженных в лакированные кареты, рванули с места и помчались по дороге в Останкино, в сторону шереметевской усадьбы.
С первых же дней поездки Ромм аккуратно вел дневник; Воронихин делал карандашные зарисовки зданий и пейзажей, архитектурных ансамблей. Эти дорожные рисунки должны были совершенствовать его в понимании зодчества.
Дальнейший путь от Москвы по Оке и Волге до Нижнего и Казани был не так примечателен в смысле знакомства с архитектурой того времени. Но и об этом речном весельном и парусном перегоне вниз по течению жалеть им не приходилось.
В Нижнем Новгороде внимание Воронихина привлекла стоявшая в устье Оки на высоком взгорье Рождественская церковь. Она была построена строгановскими зодчими, работавшими у Соли-Вычегодской. Церковь простояла всего лишь шестьдесят лет. Но она была украшением Нижнего Новгорода. Увидев ее, Воронихин воскликнул:
– Ради только одной этой храмины стоило сюда приехать! Сколько изобретательного ума и художественного изящества вложено зодчими в это прекрасное создание!.. Поистине, мертвые мастера учат живых. Вот чего нельзя нам, строителям, избегать – полезной для дела преемственности…
Ромм и Павел, увлеченные Воронихиным, также восхищались работой строгановских сольвычегодских зодчих, украсивших храм рельефами плодовых деревьев, орнаментами из цветов. Гирлянды, раковины, завитки, расписные кирпичные стены, художественные обрамления окон – все это придавало строгановской церкви вид изумляющего великолепия и красоты, и трудно было оторвать от нее взор. В те дни в Нижнем Новгороде в строгановском доме жили управляющий и приказчик графа, ведавшие перегрузкой и продажей соли, караванами поступавшей из пермских солеварен.