— Прежде чем я узнал ваше имя и услышал вас, я знал, что этой ночью нам суждено здесь встретиться. Вы расстались с отцом и матерью и прибыли в нашу страну, потому что вам назначено судьбой распространить в Японии искусство игры на цине[367]. Наша встреча тоже предопределена в предыдущих мирах. Семьдесят три года я играю в этой стране на цине. В свое время благодаря игре на цине я получил высокие должности и ранги и знал время небывалого процветания, но из-за игры на нем я также подвергся несправедливым наказаниям и испытал невыразимую печаль. В конце концов я стал высшей опорой государства, помощником наследника трона и правителем провинции Хэнань[368]. Ныне я состарился и одряхлел, мне трудно и сидеть, и стоять. Из-за немощей я отказался от своих должностей, наслаждаюсь покоем и вот уже четыре года прихожу в эту башню любоваться луной. Осенью, когда в небесах сияет яркая луна, и весной, когда цветут вишни, я игрой на цине успокаиваю сердце, и мне кажется, что жизнь моя продлевается. В современном мире никто не может сравниться с принцессой Хуаян[369] в глубоком понимании музыки для этого инструмента. От нее вы узнаете секреты мастерства. В восьмом и девятом месяцах во время полнолуния принцесса уединяется на горе Шаншань[370] и играет на цине. Ей всего лишь двадцать лет, она младше меня на шестьдесят три года. Она женщина, но училась игре на этом инструменте в предыдущих мирах, а в нашем мире достигла внутреннего просветления и под руководством магов-волшебников достигла необыкновенного мастерства[371]. Возвратившись в столицу, вы непременно должны отправиться на эту гору. Если вы хотите выучиться сокровенным произведениям, вы должны успокоить сердце и ни в коем случае не подпадать под власть страстей. Приступайте к учению, полностью освободившись от соблазнов, Храните знание в собственном сердце, никому его не передавайте. Обычаи в этой стране кажутся широкими, но на самом деле узки, кажутся мягкими, но на деле жестоки. Передавать чужеземцам тайные знания запрещено императорским указом, но я уже давно покинул суетный мир, вступил на путь, указанный Буддой, храню в сердце его заветы и боюсь греха лжи. Поэтому вам все это и сообщаю. После того как вы выучитесь искусству игры на цине, никому в этой стране его не передавайте[372]. Когда будете изучать произведения под руководством принцессы, не давайте своему сердцу впасть в заблуждение. Я родился в этом мире больше восьмидесяти лет назад, жить мне осталось мало. Нашу страну вскоре постигнут большие беспорядки. Вряд ли мы увидимся здесь еще раз, но я вам обещаю, что в грядущем мире мы обязательно встретимся. Не забывайте этого.
Старец вновь поднялся на башню, взял цинь, на котором играл, и вручил его Удзитада.
— С этим цинем отправляйтесь на гору Шаншань. После того как вы усвоите все приемы игры, в нашей стране больше на нем не играйте, — снова и снова увещевал он.
Когда стало светать, они расстались. Удзитада был печален и весь обратный путь погружен в задумчивость[373].
5
Возвратившись в столицу, Удзитада в тот же день до захода солнца покинул жилище и направился туда, куда указал ему старец. Он погонял свою лошадь, чтобы прибыть на место до наступления ночи. Наконец он увидел такую же высокую башню, как накануне, из которой доносились громкие звуки циня. Он стал подниматься на гору, дорога была длинной. Блистая, как зеркало, стояли рядом друг с другом покрытые черепицей прекрасные дома; их было немного, и, по-видимому, в них останавливались путешественники. Стараясь держаться в тени деревьев, Удзитада поднялся к башне. Все было именно так, как учил его старец: писаная красавица, сияющая как драгоценность, в одиночестве играла на цине.
Старец строго наказывал, чтобы он не терял сердечного спокойствия, но как только Удзитада увидел принцессу Хуаян, у него потемнело в глазах, и прелестные лица виденных им танцовщиц стали для него все равно что земля, а принцесса Каннаби, которую в Японии он считал прекрасной, по сравнению с Хуаян представилась ему неухоженной деревенской простушкой. Волосы принцессы Хуаян были зачесаны вверх, лицо совсем не было бесстрастным и располагало к себе. Она была подобна осенней луне на безоблачном небе. Сдерживая сильное сердечное волнение, обуреваемый противоречивыми мыслями, Удзитада слушал принцессу. Цинь звучал как множество инструментов, гармонично настроенных[374]. Мастерство принцессы намного превосходило то, что можно было представить по рассказам старца Удзитада не произносил ни слова, ему казалось, что он блуждает по тропам сновидения[375]. Он вытащил из мешка инструмент, подаренный ему старцем, и стал вторить принцессе. Она взглянула на него и снова сыграла ту же пьесу от начала до конца без малейшей запинки. Удзитада стал тут же повторять произведение, которое должен был выучить.
367
В УМ небожительница возвещает Тосикагэ: «Такова воля небес: ты будешь играть на земле на
368
Три перечисленные должности являются наивысшими в государственном управлении. Хэнань — область, которая в эпоху Тан включала в себя большую часть провинций Шаньдун и Хэнань, а также часть провинций Цзянсу и Аньхуэй.
369
В свитке 83 «Новой истории династии Тан» рассказывается о принцессе Хуаян, дочери императора Дай-цзуна (762-780), которая, заболев, обратилась к даосизму.
370
Шаншань, гора Шан, находится в провинции Шэньси. На нее удалились «четверо седовласых», четыре старца, бежавшие в горы при циньском императоре Ши-хуан-ди (годы правления 221-209 до н. э.) и вернувшиеся после установления порядка при династии Хань.
372
В УМ небожительница наказывает Тосикагэ: «Играй на этих инструментах только перед моими сыновьями, которые живут в горах, никто другой не должен слышать их» (УМ, т. 1, с. 44).
373
Вероятно, эпизод встречи с Тао Хунъином (как старец обозначен впоследствии) создан под влиянием истории Цзи Кана (223-262), замечательного поэта, одного из Семи мудрецов бамбуковой рощи (общество поэтов и музыкантов, увлекавшихся даосизмом): «Однажды Кан путешествовал в местности, лежащей к западу от реки Лоу. Вечером он остановился в гостинице Хуан-ян. Он вытащил
374
УМ:
375
Стихотворение неизвестного автора, Г № 559: «Бредя в сновидении к тебе, я сбился с дороги, и рукава мои стали мокры от росы, которая пала не с неба, (а из моих глаз)». Также стихотворение неизвестного автора, Г№ 711: «Проснувшись, я не знал, с кем обменялся клятвами в верности. Я заблудился на путях сновидения, и не понимаю, я ли это».