Сидящая в глубине комнаты музыкантша при его появлении не испугалась. Удзитада не мог ясно видеть ее. Он почувствовал страх, но аромат сливы неудержимо манил его; он приблизился к даме, но лица ее по-прежнему ясно не видел.
— Звуки флейты и лунное сияние влекли меня сюда, — сказал он, но не получил ответа.
Он потянул ее за рукав, взял за руку — дама не испугалась и не стала укорять его. Сердце Удзитада сильно билось, и он тихонько привлек ее к себе. Она мягко опустилась на пол. Юноша не помнил себя. Неужели он мог испытать чувство более сильное, чем любовь к принцессе Хуаян?
Принцесса была похожа на кружащуюся в небе луну[421] и казалась существом другого мира, а незнакомке отношения между мужчинами и женщинами не были неизвестны. Удзитада казалось, что он давно знает ее, он чувствовал сильную любовь; ничего подобного он раньше не испытывал. Расстаться с ней он не мог. Встреча их была очень кратка, но за этот промежуток времени он испытал необыкновенно сильные чувства. Сколько он ни заговаривал с дамой, она ничего ему не отвечала. Оба они непрерывно проливали слезы.
Послышались крики петухов, возвещавших рассвет. Разве могли они расстаться с легким сердцем, если бы даже та ночь была долгой?[422]
Удзитада даже представить не мог, что он покинет тот дом; он хотел умереть в то самое мгновение. Но дама, встретившая юношу в воротах, начала сильно кашлять. Музыкантша, по-видимому, и сама была в растерянности, но уходить его не понуждала. Только глаза ее были полны слез, и она не произносила ни слова.
Кашлявшая дама подошла ближе и стала торопить Удзитада:
— Скоро станет совсем светло. Если наступит день, будет неудобно...
Музыкантша и Удзитада надели каждый свои одежды и расстались[423]. Ему казалось, что он уже не живет. Он ни на что не обращал внимания, и душа его не следовала за ногами[424]. Тяжесть, которую юноша чувствовал на сердце, невозможно выразить словами. По лицу музыкантши было видно, что она испытывала к Удзитада глубокую любовь, но сказать она этого не сказала. Даме, которая встретила его, он несколько раз повторил, что придет еще раз. Наконец Удзитада покинул дом. Душа его была в смятении, и он не понимал, что с ним происходит. Слуге, который дожидался его, молодой человек сказал:
— Если из этого дома кто-нибудь появится, проследи, куда он пойдет.
Чтобы его никто не заметил, Удзитада поспешно удалился, пока не рассветало. Через некоторое время слуга возвратился.
— Я ждал, не покажется ли кто-нибудь из того дома, но никто не выходил, — сказал он. — Изнутри не доносилось ни звука. Мне это показалось странным, и я вошел, но там никого не было. Только поодаль от дома, в помещении для прислуги, сидела седая старуха. Я спросил, кто приезжает сюда, а она ответила: «В этом доме никто не живет. Говорят, что изредка здесь останавливаются на ночлег путники, но сама я их не видела».
Все это было не сказать как странно. Однако раздумывать над этим было не время, и, переодевшись, Удзитада отправился во дворец.
Как обычно, после государственного совета император призвал Удзитада к себе. Чем больше мог юноша видеть императрицу-мать, тем более он убеждался, как необыкновенно она красива, и невольно сравнивал с ней таинственную музыкантшу, ее стройную фигуру и мягкие прикосновения. Не дух ли какой-нибудь подстрекал его к сравнению двух женщин? Незнакомка не выходила у него из головы, но он не отрывал глаз от императрицы, забывая об окружающем.
Императрица-мать велела читать «Избранные места из книг об основах государственного управления»[425] и объясняла государю смысл прочитанного. Ее ученость была беспредельна. Она была так молода, что титул «матери страны»[426] казался в приложении к ней странным. Она учила сына одному чтобы народ был спокоен и страна процветала. День стал клониться к вечеру, и придворные покинули дворец.
Последние месяцы Удзитада постоянно был печален, и его лицо не высыхало от слез, но в тот день он чувствовал особую тоску, какую не знал раньше, и, не дожидаясь наступления темноты, он отправился в горную деревушку, где в вершинах сосен шумел ветер, но дом был безлюден. Ему казалось, что в помещении еще витал чарующий аромат сливы. Он провел бессонную ночь в стенаниях, лежа один в постели. Беспокоясь, как бы утром в столице не удивились, заметя, что он отсутствовал всю ночь, на заре Удзитада поспешно возвратился домой. Незнакомка не выходила у него из головы, грудь его пылала от любви Удзитада не терял надежды вновь найти музыкантшу в горной деревне и то и дело отправлялся туда, но возвращался, напрасно проездив[427]. Цветы сливы уже осыпались, и не было видно ничьих следов Удзитада очень мало надеялся увидеться вновь с принцессой Хуаян, но хранил полученную драгоценность и часто вспоминал об их встрече; а после единственного, мелькнувшего, как сновидение, свидания с незнакомкой у него не осталось ничего на память, и чем больше проходило времени, тем больше ему казалось, что он уже расстался с жизнью.
421
Стихотворение Татибана Тадамото, С № 470: «Не забывай обо мне! Сейчас мы далеко друг от друга, но, кружа в жизни, как луна кружит по небу, мы встретимся еще раз».
422
Стихотворение Аривара Нарихара, ИМ № 22:
423
Стихотворение неизвестного автора, К № 637: «Как печально на рассвете, когда небо все больше светлеет, надевать каждому свои одежды, которые ночью были брошены вместе, и прощаться друг с другом!»
424
Стихотворение Сайгё, «Собрание стихотворений горного жителя» (Санкасю) № 66: «С тех пор как я увидел цветущие ветви в горах Ёсино, моя душа не следует за телом (и остается там)».
425
427
Стихотворение Аривара Нарихира, ИМ № 65: