сложил он. Удзитада мог бы укорять ее, но их эфемерные отношения должны были так скоро прекратиться, и каждый раз, видя даму, Удзитада остро чувствовал ее необычайную прелесть. Их нижние платья тесно прилегали друг к другу, их любовь становилась все глубже, и им казалось, что встречи их не будут редки[448], но от действительности было не уйти. Удзитада беспредельно досадовал, что она исчезает подобно облаку или туману и он не знает, где она обитает, а она печалилась, что приближается срок его отъезда. Он смотрел на нее, и ему казалось, что он давно ее знает.
Какая судьба обрекла на меня на такую необычную любовь? — спрашивал он, проливая слезы.
Я не собиралась скрывать, где живу, и ставить между нами преграды, но опасаюсь, что если вы узнаете, кто я, то в страхе будете меня сторониться. Наши встречи останутся тайной, и это будет мне утешением, когда вы навсегда покинете меня и отправитесь на родину, — сказала она тихо, так что он не мог всего расслышать и оставался в сомнениях.
Мысли мешались в его голове, и он сказал: — Весенние ночи проносятся быстро, скоро запоют петухи, а я так и не понял, не пустой ли это сон? Как могу я узнать? Он повторял свои упреки, и дама произнесла:
У меня не осталось никаких надежд. Судьба заставляет вас всем сердцем стремиться на родину, поэтому лучше было бы не завязывать даже кратковременных любовных отношений.
Мы не встретимся больше ни в одном из миров. Это расставание навеки, и мы больше не увидимся.
Не договорив, она заплакала, и горесть, которую они испытывали, словами выразить не возможно.
Не открывая своего местонахождения, представляясь блуждающим облаком, не хотите ли вы помешать моему возвращению домой? — упрекнул он ее.
— Расставаясь той порой, когда далеко до порывов осеннего ветра[451], рыбачка, у которой нет дома[452], не назовет вам имени, — ответила она бессердечно, и ее слова не рассеяли его обиду.
Их желание только увеличивалось, и когда они волей-неволей разобрали свои одежды[453], оба были охвачены жалостью друг к другу.
— Этой ночью приду опять, — пообещала она, но Удзитада не мог верить ей.
Она открыла дверь, но было еще так темно, что юноша не мог различить плывущих по небу туч. Бессердечная незнакомка исчезла, и только аромат наполнял комнату.
По мере того как множились ночные встречи, сердце его не успокаивалось, ему стало казаться, что живое существо не может исчезать подобным образом, и он стал опасаться, не является ли к нему привидение.
Часть третья
1
Удзитада не знал, кто принимает вид утреннего облака и вечернего дождя. Женщина избегала показываться ему даже при лунном сиянии или при тусклом огне светильников; они всегда встречались в полной темноте[454]. Опасения Удзитада не рассеивались. Сновидение повторялось каждую ночь[455], дама говорила о своей любви к нему и о своей печали, но он не мог полагаться ни на одно ее слово[456]. Ничто не могло отвлечь юношу от горьких размышлений. Если бы он мог достоверно узнать, что все это проделки какого-то духа! Свидания, неопределенные, как существование поденки[457], прервались. Шло время, и печальных дум его было больше, чем лепестков весенних цветов[458]. Служба во дворце стала для него совсем тягостна, но, затаив в сердце непереносимые терзания[459], он вел себя, как обычно. Уехав из Китая, он оставит все надежды встретиться с незнакомкой еще раз в этом мире Опять сердце его колебалось, как в небе облака[460], и он не знал, возвращаться ли на родину, о чем раньше думал с таким нетерпением, или нет.
Корабельщики сказали ему: «Ветер никак не стихает, в такую погоду в плавание лучше не пускаться». Надо было ждать осени, отсрочка была небольшая, но Удзитада вздохнул с облегчением. Однако он не мог сообщить об этом незнакомке и проводил время, погруженный в размышления, безнадежно глядя на небо. Удзитада не приходилось находиться близко от императрицы-матери, но ветер иногда доносил до него бесподобный аромат ее одежд, так похожий на благовония, которыми пользовалась незнакомка. Он все больше и больше готов был впасть в заблуждение и проливал слезы Императрица была так же недостижима, как багряник на луне, ее красота была безупречна, как драгоценность, на которую не садилось ни одной пылинки[461]. Могли он заговорить с ней как с обычной женщиной, стенать и досаждать ей упреками? «Не проделки ли это какого-то могущественного оборотня? Не пытаются ли меня обмануть коварные духи?» — снова и снова спрашивал он себя в смятении. Могли кто-нибудь догадаться, о чем он думал?
448
Стихотворение неизвестного автора, Г № 230: «Редко, как Ткачиха с Волопасом, я могу встречаться с тобой, и сколько я ни утираю слезы, мое одинокое ложе мокро от них, как гвоздика от росы».
449
Стихотворение принца Юхара, М № 632:
451
Стихотворение Фудзивара Токихира, Г № 1273: «Когда развеет осенний ветер листья, которые окрасила моя глубокая любовь?» Стихотворение построено на омонимах:
452
Стихотворение неизвестного автора, СК № 1703: «Там, где на берег набегают белые волны, проводит своей век дочь рыбака, у которой нет своего дома».
454
Стихотворение неизвестного автора, К № 647: «Наша встреча наяву в полной темноте, черной, как ягода туга, не более реальна, чем встреча во сне, в котором мы ясно видели друг друга».
455
Стихотворение неизвестного автора, Г № 766: «Каждую ночь, когда я лежу в постели, охваченный любовными думами, я хотел бы, чтобы сон, в котором мы можем встретиться, стал бы явью хотя бы на краткий миг!»
456
Стихотворение Когогу-но нёбэтто («Прислужницы бэтто при дворе государыни»), дочери Фудзивара Мототоси, «Собрание японских песен, подобных золотым листьям» (Кинъё вакасю) № 420: «От тебя нет ни слова, на которое я могла бы полагаться, надеяться мне не на что, и жизнь моя подобна исчезающей росинке».
458
Стихотворение Саканоуэ Корэнори, К № 590: «Бесконечно осыпаются лепестки с вишен на горе Курабу, но их меньше, чем моих любовных дум».
459
Стихотворение Аривара Нарихира, ИМ № 1:
Первая половина стихотворения указывает на платье из ткани, сделанной в местности Синобу. Слово
460
Стихотворение Какиномото Хитомаро, М № 2816:
461
Стихотворение монахини Катано, в котором воспевается храм Ходзё, «Повесть о процветании» (Эйга моногатари), свиток 18: «Ни одной пылинки не может опуститься на отшлифованный яшмовый престол без единого пятнышка».