И принес…
Ольга. Климовна встала, быстрым, порывистым движением открыла шкаф и достала узелок с разными семейными реликвиями. Муж недовольно скосил на нее глаза, но она решительно махнула на него рукой.
— Ну-ну, ладно! А чего не похвалиться, если есть чем хвалиться? И кто она нам? Чужой человек, что ли? Учительница! Должна она знать, кто есть у ее ученика отец? Вот пусть и знает. Вот! Вот!.. Что ни город, то благодарность!
Ольга Климовна одну за другой выкладывала перед Полиной Антоновной поблекшие фотографии, видавшие виды грамоты, бумажки, на которых значилось, за что, за взятие каких городов и преодоление каких водных преград была объявлена благодарность старшему сержанту артиллерии Федору Петровичу Кострову.
— Потрепались твои благодарности! — пошутила Ольга Климовна.
— Да я и сам потрепанный стал! — шуткой на шутку ответил муж.
— Ну-ну!.. Я тебе дам — «потрепанный»! — с той же шутливой строгостью накинулась на него жена.
— А что? Молодое растет, старое старится… Законно!
— Ну-ну!.. Законно!.. Нам детей еще до дела доводить нужно. Сама я неученая, а хочу, чтобы дети наши настоящими людьми были.
Разговор зашел о детях.
Младшая, «послевоенная», сидела и тоже смотрела на непонятные ей бумажки и фотографии.
— Мама!
— Аиньки? — отозвалась Ольга Климовна.
— Этот дядя — генерал? — спросила девочка, указывая на фотографию бравого усатого солдата.
— Ух ты, моя крохотуля! — мать обняла и прижала ее к себе.
Старшей из детей была дочь Надя. Она вошла во время разговора, скромно поздоровалась с Полиной Антоновной, положила на письменный столик портфель с книгами и, подвязав красный в белую полоску фартучек, куда-то вышла, очевидно на кухню.
— Поздно, а за ум все-таки взялась! — кивнула ей вслед Ольга Климовна. — Кончила семь классов! — и ни в какую! «Не хочу больше учиться, работать хочу!»
— Возраст такой, не поняла самое себя! — коротко заметил Федор Петрович. — А мы не настояли.
— Ну, не настояли! — согласилась жена. — Да ведь как настоишь-то? Палки у нас теперь не существует. И правильно это: добрее слово крепче колотушки. А тут — товарки! Товарки ее, я считаю, и сбили. Знаете, девушки-попрыгушки, одна за другой, одна за другой, как стайка! А теперь поработала на производстве, — нет, говорит, хочу учиться. Сама дошла! Вот, теперь и работает и учится. Ей бы, девичье дело, погулять, а она — с книжками.
— Что значит «девичье дело»? — возразил муж. — А учиться — не девичье дело? С этим вся жизнь связана.
— Ну, а девичье дело — особое, что ни говори! — стояла на своем жена.
— А с Борисом как? — спросила Полина Антоновна.
— А с Борисом что ж? С ним у нас тоже разговоры были, — ответил отец, а потом, подумав, добавил: — Объясните вы мне вот что, Полина Антоновна: почему у нас так выходит — программы одни, а школы разные.
— Да, Федор Петрович, случается! — Полина Антоновна задумалась на минуту, не зная, как лучше объяснить это не до конца понятное и ей самой явление.
Она немного знала школу, в которой раньше учился Борис, — была в ней на одном обследовании, знала ее директора. Директор был слабый, растерянный человек, не имевший системы и, желая удержать школу от полного развала, хватающийся то за одно, то за другое. Среди многих испробованных им средств было одно — давнее, испытанное и, как ему казалось, самое надежное: почаще ругать учеников. Ругать он умел действительно артистически — прочувствованно, трогательно, как ребята говорили, «со слезой». Но, выслушивая директорские нотации, они все-таки относились к ним иронически и на своем языке называли это «чай пить». Так было и во всем: от растерянности и хаотичности директора происходили неурядицы в школьном коллективе и во всех делах школы. Полина Антоновна рассказала обо всем этом Федору Петровичу.
— Да! Часто бывает и школа виновата. Бездушие, формализм, неумение… Бывает!
— А от школы, я считаю, и к детям настроение передается, — сказал ей на это Федор Петрович. — Я по своему Борису смотрю. Школа прежняя у него была… как вы и сами говорите, плохая школа. Ну и он… Тоже было крылья опустил в седьмом. И товарищи такие нашлись — абы прокоротать семилетку, а там как-нибудь. Ну, тут я скомандовал поворот, направление пришлось дать, как нужно. Потому, я сам на себе испытал, что значит в жизни образование.
— Ведь их, знаете, Полина Антоновна, — показала Ольга Климовна на мужа, — их семь человек от отца с матерью осталось! Он старший. Изба у них словно рваный лапоть была, и жили они — ну, как это говорится? — хрен да лук не выпуская из рук. Всех пришлось ему вытягивать, всех к месту определять. И все кто чему выучился — и инженер есть, и агроном, и по строительной части братень у него на Дальнем Востоке работает, а сам вот литейщиком стал.