— Я понимаю, папа!
— А теперь и дурак поймет! — сказал отец. — Ты учись жить так, чтобы не делать их, этих ошибок. Обдуманно надо жить, Борис, и обдуманно действовать, а не то что — куда кривая вынесет… Все нужно делать с трепетом! А у тебя что? Тут осечки, там осечки. Две двойки в один день — почему это?
— Школа такая, — пробормотал Борис. — Спрос другой.
— Как так другой? — Брови у Федора Петровича снова недобро сдвинулись на переносье. — Опять школа виновата? Ты это у меня брось — на школу валить! Ты на себя смотри!..
— У него на все сто причин найдется и сто отговорок, — вставила свое слово штопавшая чулки мать.
Но отец не придал этому ворчанию большого значения.
— Мы в твои годы и рады бы учиться были, да жизнь не позволяла. А вы что? Вам чего не учиться? Перед вами все семафоры открыты — свисти, поехали!.. Имей в виду, я гулять не дам! Хватит!
Борис и сам понимал, что «гулять хватит». Это он сказал себе еще весной, когда поступал в новую школу, и думал, что этого достаточно: сказал — и ладно! А оказывается, сказать — одно, а сделать — другое. Вот, кажется, принято совсем твердое решение: делать все уроки, заполнять все пробелы, которые чувствуешь в знаниях, и не допускать ни одной «осечки». Но как их можно не допускать, когда они сами родятся и не поймешь иной раз из чего?..
На стадионе «Динамо» как раз в это время разыгрывалась ежегодная битва за Кубок СССР.
Сухоручко бывал там чуть не каждый день и приносил все новые и новые вести. Борис ему завидовал: он мог посещать стадион только раз в неделю, по воскресеньям, когда отец давал деньги.
По мере того как сужался в соревновании круг участников и дело шло к решающим финальным схваткам, шум этой битвы докатывался и сюда, в восьмой «В», на третью парту справа, где сидели «два капитана», болеющие одной болезнью. Здесь подводились итоги минувшим боям, намечались перспективы на будущее и обсуждались вероятные кандидатуры на звание чемпиона.
Обычно это происходило на переменах, но на переменах и без того оказывалась целая уйма дел, и нерешенные проблемы футбола приходилось решать тогда и на уроках.
Вот Сухоручко вчера ездил со своим отцом на «полуфинал» и никак не может держать это под спудом и ждать перемены. Прикрыв рот рукою, он на первом же уроке начинает подробный рассказ о том, как «Зенит» проиграл московскому «Динамо». Глаза его непрерывно следят за учителем, и он производит впечатление внимательно слушающего ученика. На самом деле он ничего не слышит и только наблюдает: когда нужно помолчать, когда можно пустить новую очередь слов.
Борис и слушает его и не слушает. Он старается вникнуть в то, что говорит учитель, но приглушенный шепот соседа все время вплетается в ход мыслей и не дает сосредоточиться.
— А ну тебя! Подожди! — сердито говорит он Сухоручко.
Поток слов на время утихает, но потом Сухоручко, вспомнив новый эпизод борьбы, снова начинает свой рассказ. Теперь это оказывается настолько важным и интересным, что не ответить нельзя. Но Борис не умеет так искусно маскироваться и получает замечание.
— Костров! Что у вас там за дискуссия?
В результате — запись в дисциплинарный журнал.
…В школьный киоск привезли новый учебник физики. Борис узнал об этом поздно и пришел, когда к киоску выстроилась длинная очередь.
В ней он заметил очкастую фигуру Академика, Вали Баталина, и, по-свойски подмигнув ему, как старому приятелю, начал втискиваться перед ним.
— А он здесь стоял? — раздалось сзади.
— Нет, не стоял, — ответил Валя.
— Как не стоял? — Борис многозначительно глянул на него.
Но Валя выдержал его взгляд и так же прямо подтвердил:
— Нет, не стоял.
Началась возня, и в возне Борис со зла ударил Валю Баталина. Тот покачнулся, очки его полетели на пол. В тот же момент Борис вдруг почувствовал резкий рывок, и между ним и Валей возникла угрожающая фигура Игоря Воронова.
— Ты что?
— А ты что?
— Дадим в лоб?.. А? Боря!.. Дадим! — подзадоривал Бориса неизвестно откуда взявшийся и готовый на всякую драку Вася Трошкин.
В этот момент в зал вошла Полина Антоновна. Вася моментально исчез в толпе. Борис тоже сделал вид, что ничего не произошло, и только Игорь продолжал стоять в той же боевой позе.
— На кого это вы ополчились, Игорь? — спросила Полина Антоновна.
Игорь ничего на ответил, продолжая с неостывшим еще задором смотреть на Бориса.