— Что так скоро? — удивился Сухоручко. — Посиди!
— Нет! Я пойду!
Однажды Эдик заявился к Борису вечером. Он пришел, казалось, без определенного дела, так просто — сидит и болтает. Все как будто было уже переговорено, и мама начала вопросительно посматривать на Бориса. А Борис и сам не знал, что, собственно, нужно Сухоручко и когда он собирается уходить. Наконец, когда они остались одни, Сухоручко как бы между прочим сказал:
— Да, Борис! Я хочу у тебя переночевать. Можно?
— Переночевать? Почему? — удивился Борис.
— А что особенного? Разве товарищ не может переночевать у товарища?
В это время в комнату снова вошла мать. Борис замялся. Вопрос он сам, конечно, решить не мог, но и говорить об этом с мамой ему не хотелось.
— Но все-таки почему это? — еще раз спросил он, когда мать опять вышла.
— Ну, семейный конфликт!.. Хватит этого?.. С предками поссорился. Я денег попросил, а мой фатер решил меня поприжать. Ну, я и ушел. Адреса твоего они не знают, пусть-ка попрыгают!
— Нет! Я с мамой говорить не буду! — решительно заявил Борис.
— Дрейфишь? — Сухоручко усмехнулся. — Ну что ж!.. Твое дело телячье! А я пойду к Сашке Прудкину. Он один живет, с бабкой. А бабка — это зверь не страшный!
Но окончательно нарушилась дружба Бориса с Сухоручко после случая с контрольной работой по алгебре.
Контрольная была трудная, и Борис очень долго возился со своим вариантом. К тому же в одном месте он ошибся в знаке, и у него получилось непомерно громоздкое выражение. Пока он проверил, пока нашел ошибку и перерешил все упражнение заново, пришлось основательно переволноваться, поработать, и последние строчки Борис дописывал уже под звонок.
Во время работы он видел, что у Сухоручко тоже не ладится. Сначала он что-то быстро и размашисто писал, потом перечеркнул, снова начал писать, но тут же бросил. Он толкнул локтем Бориса и подвинул к нему билетик со своим вариантом. Но что мог сделать Борис? Вариант был совсем другой.
У Полины Антоновны так было поставлено дело: на класс она давала шесть — восемь вариантов контрольных; одинаковые задания попадали к ученикам, сидящим далеко друг от друга, — не спишешь!
Торопясь закончить свою работу, Борис не все уловил, что произошло после того, как прозвенел звонок. Но ему показалось, что Сухоручко сунул свою тетрадь в парту и, поднявшись вместе со всеми, влился в общий поток учеников, направлявшихся с тетрадями к учительскому столу.
Когда все это дошло до сознания Бориса, он на мгновение оторвался от работы. И в это мгновение он увидел, что Сухоручко, потолкавшись в толпе ребят, сдававших тетради, прошел мимо стола.
Как всегда, на следующий день Полина Антоновна принесла контрольные работы. Борис получил «четыре». Раздав тетради, Полина Антоновна сказала:
— А тетради Сухоручко у меня нет.
— Как? — удивился тот.
— Нет! — подтвердила Полина Антоновна. — Ведь вы были в прошлый раз в классе? Писали контрольную?
— Был. Писал.
— Так где же ваша тетрадь?
— Не знаю… Может, у вас где-нибудь затерялась. Я сдал тетрадь.
Сухоручко смотрел прямо в глаза Полине Антоновне, и от этого взгляда у нее до боли сжалось сердце. Прямой взгляд обычно говорит о непоколебимости, но непоколебимость в подлости — это поистине страшно.
Что Сухоручко не сдал тетрадь, в этом Полина Антоновна была уверена. Вчера она тут же, в классе, перевязала стопку тетрадей бечевкой, потом в учительской положила в сетку-«авоську» и принесла домой. Дома она выложила их на письменный стол и стала проверять. Детей у нее нет, живут они с мужем вдвоем. Куда же, спрашивается, могла деваться тетрадь?
В своих подозрениях Полину Антоновну укрепил случайно подмеченный ею взгляд Бориса. Когда Сухоручко, все так же глядя ей в глаза, повторил еще раз: «Не знаю, я сдавал», Борис повернулся и бросил на него быстрый взгляд. Сказать он ничего не сказал, но этот поворот головы и выражение лица показались Полине Антоновне многозначительными.
Сухоручко упорно стоял на своем.
— Я вместе с ребятами сдавал. Вот… — он обвел глазами класс. — Мы вот вместе сдавали: и Миша Косолапов, и Половцев, и Прудкин.
— Да, мы вместе сдавали! — подтвердил Саша Прудкин.
— Я в свидетелях не нуждаюсь! — твердо сказала Полина Антоновна. — Я утверждаю, что тетрадь вами не сдана. А потому я вам ставлю единицу.
— Почему? — возвысил вдруг голос Сухоручко.
— Я вам с самого начала сказала: прошу без «почему»!
— А почему? — Сухоручко теперь открыто дерзко, с вызовом смотрел на Полину Антоновну.
Она поняла этот вызов, но отвечать на него не сочла нужным и, мобилизовав всю свою выдержку, холодно и строго приказала: