Яну показалось, что и небеса ужаснулись, увидя в нем запертые просвиры.
Подойдя к меднику, обрадованный Ян проговорил:
— Нет у меня денег заплатить тебе, но вот возьми хлебом, выбирай себе любой.
Медник выбрал несколько лучших просвирок, отдал ключ Яну и пошел весьма довольный, однако же меньше, чем Ян.
Ян сообразил между тем, что не надо сразу трогать все добро, дабы не заметили этого.
В тот же день вернулся поп, но он не приметил, что в его сундуке не хватает нескольких хлебов.
На следующий день, как только поп сошел со двора, Ян сразу же отпер «священный» сундук и вынул оттуда один благословенный хлеб и так скоро, как можно прочесть два раза «Отче наш», сделал его невидимым. Затем он запер сундук и через несколько времени повторил тот же опыт, но с большею радостью и с меньшим страхом.
Таким образом, он решил подкормить себя и потом уже бежать от попа на более твердых ногах.
Весь этот и другой день Ян препроводил в несказанной радости. Однако но несчастью Ян не мог так долго, как хотел бы наслаждаться счастьем.
Однажды поп явился неожиданно и едва не застал Яна за пиршеством. Он по какому-то дьявольскому чутью полез в сундук и начал пересчитывать хлебцы. Ян старался и не показать виду во время этого досадного обыска. Он творил молитвы и просил святого Луку ослепить своего хозяина.
После того, как поп долгое время выкладывал и считал по пальцам дни и просвиры, он проговорил:
— Право, если бы этот сундук не в надежном стоял месте, то сказал бы я, что из него покрадены мои хлебы.
— Ну, довольно, — промолвил поп, — я впредь так хорошо буду держать счет, что уж больше меня не обманут. Вот девять хлебов и один кусок.
Ян, слушая поповские речи, еще раз удивился скаредности и жадности этого человека. Кроме того, он понял, что кончилось его счастье. И Ян тут же почувствовал голод.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Ян превратился в мышь
И как только поп ушел, Ян открыл сундук, хотя бы для того, чтоб повеселить свое зрение. Он стал перед хлебами на колени, смотрел на них, не смея к ним прикоснуться, а только перечел их по пальцам, чтоб видеть, не ошибся ли в счете святой отец.
К сожалению, счет оказался верным. Все, что возможно было сделать, это поцеловать тысячу раз хлебы, что и сделал Ян.
После этого он все их перенюхал, один после другого, и отрезал от початого самый тоненький ломтик в том же месте, где он резал раньше, — так что ничего не видно было.
В этот день Ян довольствовался очень малым, сравнительно с прежними днями, и так как свой желудок он приучил к гораздо большей пище, то и голод его тревожил сильнее, чем он ожидал. К вечеру Ян почувствовал, что он умирает. Тогда-то он еще раз посмотрел на священные хлебы, но не посмел до них дотронуться.
После долгих размышлений и рассматривания хлебов в сундуке Ян пришел к остроумному решению.
Сундук был старый, ветхий и проломанный в некоторых местах. Хотя дыры и скважины были не очень велики, однако достаточны для уверения, что мыши в них могут проходить, портить и есть хлеб.
И Ян решил уподобиться мыши.
Он остался весьма доволен своей выдумкой и начал крошить хлебы на плохую скатерть, которая лежала в сундуке.
Таким образом накрошил он от трех или четырех хлебов и, положа крошки на ладонь, глотал их, как будто обсахаренный анис.
Когда пришел обеденный час, священник, по обыкновению, открыл сундук и увидел разрушение своих драгоценных запасов. Между прочим, он ни мало не сомневался, что это дело мышей. В своей работе Ян весьма изрядно подражал этим зверям.
Осмотрев сундук со всех сторон и увидев щели, в которые, думал он, лазили мыши, поп крикнул Яна и сказал ему:
— Посмотри-ка, Ян, какое в эту ночь восстало на наш хлеб гонение.
Ян притворился удивленным и спросил священника, это могло случиться.
— Это, может быть, — ответил поп, — были взбесившиеся мыши, которые загрызли бы и самого чорта.
Когда сели обедать, Ян получил хлеба гораздо больше обыкновенного, а сверх нормы поп дал ему все оглодки и обрезанные им куски, думая, что их грызли мыши.
— Ешь, ешь, Ян, — говорил поп, подавая ему срезки, — все это хорошо, мышь ведь чистое животное.
В этот день определенная порция хлеба была умножена Яном собственным делом рук и ногтей своих.
Только лишь окончили обед (если можно сказать, окончили, так как порядком, по словам самого Яна, они никогда не начинали), поп стал озираться по сторонам. И тут сердце Яна сразу почувствовало боль и что-то недоброе.