Сашка ловит на себе внимательный, ласковый мамин взгляд и смущенно засовывает письмо в карман. Наконец-то она вернулась из больницы, наконец-то… Почти полгода не было ее дома, самых трудных полгода в Сашкиной жизни… Мама осторожно ходит по убранной комнате — целый день вчера Сашка мыл и чистил ее, убрал лишние аквариумы, хорошенько проветрил и натопил, — ходит, и рассохшиеся половицы тоненько поскрипывают у нее под ногами. Потом садится на кровать и пристально смотрит на сына, словно хочет увидеть, что у него на душе.
За это время мама похудела и как будто даже стала меньше ростом. Когда они возвращались из больницы, Сашка вдруг заметил, что чуть ли не на голову выше ее. И седую прядку, выбившуюся из-под маминого теплого платка, заметил, и синие жилочки, проступившие на ее руках сквозь желтоватую кожу, и глубоко запавшие усталые глаза, когда-то черные, блестящие, а теперь будто потухшие…
На ступеньках крыльца мама оперлась о Сашкину руку, и он почувствовал, как что-то туго перехватило ему горло. Он чуть не заплакал от злости — трус, так и не решился сказать маме ни одного ласкового, доброго слова, хотя не раз повторял про себя эти слова, когда захлестывали тоска и одиночество.
Он садится рядом с матерью и прижимается лицом к ее плечу. Завтра они снова расстанутся, маму посылают в санаторий, надо успеть все рассказать ей. Только бы она снова не расстроилась, только бы поверила, что все у него теперь будет хорошо.
Мама гладит Сашку по голове, как гладила в далеком детстве, много лет назад.
— Совсем большой стал, — задумчиво говорит она, и Сашка чувствует, как вздрагивают ее пальцы. — Надо на работу устраиваться, сынок… нельзя больше так…
И Сашка решается. Он достает Ленино письмо и протягивает матери:
— Прочитай… Это от Лены Казаковой.
Мать долго читает письмо, беззвучно шевеля губами, потом поднимает на Сашку глаза:
— Уехать хочешь?
Сашка кивает.
— Хочу, мама. Трудно мне здесь… С дядей Васей я запутался… Да и вообще… Кто я такой? Сашка Король, кисловский спекулянт… Не хочу больше быть Королем. Я ведь Королев, а никакой не Король… Я там в школу снова пойду… в вечернюю, работать буду. На электросварщика выучусь или еще на кого… И Ленка там. И ты приедешь… Я только устроюсь, напишу тебе, ты и приедешь.
Мать вздыхает и возвращает Сашке письмо.
— Ну что ж, Сашенька, решил — отговаривать не буду. Только запомни, родной, сам человеком не станешь — везде тебе будет плохо, в какие бы края ни заехал… И еще вот о чем я тебя прошу, сынок: дай слово, что, пока из санатория не вернусь, никуда не поедешь. Иначе ни лечиться там я не смогу, ни отдыхать. А мне очень надо чуток окрепнуть… Это ж не долго, три недели всего…
— Ладно, мама, три недели я обожду. Слово…
…И вот уже минула неделя с маминого отъезда, и вторая пошла.
Сашка потихоньку готовится в дорогу.
Пробежал взглядом по аквариумам — кучу денег можно бы еще выручить, если б успеть распродать, а впрочем — к черту эти деньги, наторговал немного да мать оставила — на первый случай хватит. Что он — тюфяк какой, сам на себя не заработает?!
«Оставлю это добро Юрке, пусть пользуется, — думает Сашка, привычными движениями протирая стекла. — А не захочет — в клуб может отдать, хоть так с Сергеем Ермолаевичем за погибших рыбок рассчитаюсь… Простил он меня, Юрка говорил. А разве в этом дело? Я сам себя не простил и никогда не прощу… Ну если б я совсем несмышленышем был, тогда понятно… А так — знал, чем это кончится, знал, а все-таки потянулся за дядей Васей. Счастье еще, что поправился «профессор», иначе конец был бы мне».
Сашка зябко повел плечами и вздохнул. Потом вытащил из-под кровати чемодан и начал укладываться. Взял только самое необходимое — рубашки, брюки, кожаную куртку на сверкающих «молниях», но чемодан оказался полнехоньким, и он придавил крышку коленом, чтоб замкнуть его.
Крышка не поддавалась. Сашка так завозился с ней, что даже не услышал, как скрипнула дверь и в комнату вошли Юрка и Сергей Ермолаевич.