— Погоди, помогу, — с порога сказал Юрка. Вдвоем мальчики быстро справились с чемоданом.
Саша защелкнул замки.
— Уезжаешь? — спросил Сергей Ермолаевич, посмотрев на разбросанные по постели вещи, которые не влезли в чемодан.
— Мать вернется из санатория — уеду, — стараясь казаться как можно беззаботней, ответил Сашка.
— Куда, если не секрет? — Сергей Ермолаевич сел на табурет.
Видно было, что ему трудно стоять.
«Здорово сдал старик», — подумал Сашка, искоса глянув на его заострившееся лицо, изрезанное глубокими морщинами, и, чтоб отогнать подступившие слезы, грубо отрезал:
— А вот это как раз секрет.
— Что ж, секрет так секрет, — пошевелил мохнатыми бровями Сергей Ермолаевич. — Только у нас к тебе, Саша, есть большая просьба: помоги до отъезда одно дело сделать.
— У кого это — у вас? — насторожился Сашка.
— У меня, у Юрки, у Кузьмы Кузьмича…
Сашка побледнел.
— Чего вы от меня хотите, Сергей Ермолаевич? Я виноват перед вами… Очень виноват… Ну надавайте мне по морде, если охота. А зачем я вам еще понадобился? Я уеду, больше вы никогда меня не увидите…
Сергей Ермолаевич посмотрел на взлохмаченного паренька с хрупким белым шрамом над вздрагивающей верхней губой, и ему вновь до боли сердечной стало жалко его.
— От нас-то ты уедешь, — негромко сказал он, — а вот от самого себя куда денешься? Не так это просто — от самого себя убежать, от прошлого своего. И тебе, прежде чем уехать, надо со своим прошлым рассчитаться. — Сергей Ермолаевич постучал палкой о пол. — Правда, ты трус, Сашка, прости меня за резкое слово, это трусость тебя во все твои беды толкнула, так что, видно, и говорить тут не о чем. Пошли, Юра. — Сергей Ермолаевич встал и принялся дрожащими пальцами застегивать пальто.
— Я останусь, — негромко ответил Юра, — я никуда не пойду.
Сашка с благодарностью посмотрел на товарища, потом взял из рук Сергея Ермолаевича палку и вновь усадил его на табурет.
— Не такой я трус, как вы думаете. Что я должен сделать?
— Вот это другой разговор, — обрадовался Сергей Ермолаевич. — Прежде всего помоги нам клуб подготовить к открытию. Надо все так устроить, чтоб ни одного мальчишку оттуда на рынок не потянуло. А в воскресенье дядю Васю обложим, как медведя в берлоге. Кузьма Кузьмич вот что предлагает…
Сергей Ермолаевич проверил, плотно ли прикрыта дверь, поманил к себе мальчишек и принялся что-то им нашептывать. И веселые лукавинки запрыгали в его глазах, и грозно зашевелились косматые, кустистые брови.
Какая-то смутная тревога не давала в последнее время покоя дяде Васе, заставляла его вздрагивать при каждом скрипе двери, по ночам поднимала с постели. А ведь все, кажется, шло как по маслу, и он сам цепкой рукой направлял события, и никаких неприятностей не сулило будущее.
Всю жизнь хотелось дяде Васе «развернуться по-настоящему» и всю жизнь не удавалось. Закончил когда-то шесть классов, надоело, бросил. Удрал из дому, всю страну исколесил… Сто работ сменил, ни к одной не прикипел. Все искал такое место, где и делать ничего не надо, и деньги сами текут.
Наконец, вроде, нашел — устроился на продовольственный склад. Только приловчился продукты на сторону сплавлять — хлоп, ревизия. Как ни петлял — разобрались. Дали два года — доискался…
Дядя Вася переживал, что так глупо попался. Не только потому, что впервые в жизни пришлось ему по-настоящему потрудиться, — валить лес было куда тяжелее, чем сидеть на складе и колдовать над накладными. И не потому, что из-за собственной неосторожности потерял руку, — раздробило, когда развалился им же плохо увязанный штабель бревен; пришлось ампутировать. А больше оттого, что теперь во всех бумагах придется писать о судимости, а с такими бумагами устроиться на «теплое» место будет не так-то просто.
Война застала его в небольшом городке недалеко от западной границы. Ночью была бомбежка, вспыхнули пожары. В сумятице группе заключенных удалось сбежать. Среди них был и дядя Вася. Ему повезло: через несколько часов переполненный беженцами поезд уносил его на восток. Забившись в уголок, он с радостью думал о том, что нечаянно развалившийся штабель бревен избавил его от военных патрулей и милиции, от подозрительных расспросов, а главное — от окопов. Мало ли людей бросило пылавшие дома, не успев захватить никаких документов, какой может быть спрос с инвалида!
С этим поездом он добрался до Орска. Выхлопотал новые документы, даже справку раздобыл, что руку потерял не где-нибудь, а на фронте. И не стало заключенного Василия Зенченко. Вместо него появился инвалид войны, пенсионер Василий Зайченко.