И вдруг девушка заметила халвафруша, и беспокойство закралось в ее сердце. Она позвала кормилицу и велела пригласить продавца халвы.
— Да спроси, хороша ли у него халва, — сказала она кормилице. Кормилица позвала халвафруша, и он с радостью последовал за ней во дворец.
Дочь падишаха кокетливо приподняла покрывало, открывшее ее нежное лицо, и, ослепляя своей красотой, заговорила с халвафрушем:
— О халвафруш, полна ли твоя корзина? Если полна, то халва ли там? Если халва, то сладка ли она? Если сладка, то вкусна ли она?
Ну, а если вкусна, то продашь ли ты ее? Или ты халву только напоказ носишь?
Девушка говорила и говорила, и в ее вопросах звучало зародившееся нежное чувство.
А халвафруш подходил к девушке ближе и ближе и, открыв халву, отвечал:
— О прелестная! Прежде чем купить халву, надо узнать вкус ее. А можно ли узнать вкус, не пробуя? Попробуй, красавица, и ты узнаешь вкус настоящей халвы. Слова халвафруша были для девушки слаще самой халвы, да и халвафруш, хотя и смущался, все же посмотрел на нее краешком глаза.
О чудо! Лицо девушки можно было бы сравнить с полной луной, но при сиянии лица ее не нужны были ни луна ночью, ни солнце днем. Она была яблоком, созревшим в саду красоты, раскрывшимся бутоном самого прекрасного цветка.
Бедный халвафруш! Душа его лишилась покоя — он продал халву, а вместе с ней оставил здесь и свое сердце.
Любовь овладела его душой, грусть затуманила глаза. Как ночная бабочка, он готов был сгореть в огне своего чувства. Слезы теснили его грудь.
Вернувшись домой, он обо всем рассказал Абу-али-сине и, припав к его ногам, с жаром снова и снова говорил о своей любви.
— Ты льешь слезы, — сказал Абу-али-сина. — Что же ты хочешь?
— Один только взгляд этой девушки так растревожил мне душу, — отвечал халвафруш, — что все мои мысли спутались, и сердце заболело от любви. Как унять эту боль? Что делать? Умереть? Или покинуть этот город?
Халвафруш обнимал Абу-али-сину, припадал к его ногам, и горючие слезы не высыхали на глазах.
А что же дочь падишаха? Не успела она кокетливо потупить взор, как халвафруш исчез, словно его ветром сдуло. На том месте, где он только что стоял, никого не было.
— Посмотрите, куда он пошел, — приказала дочь падишаха служанкам, но кого бы ни спрашивали верные служанки, никто ничего не смог сказать. И все решили, что это был джин, ибо простой человек не может так молниеносно исчезнуть. И бедной дочери падишаха оставалось только вздыхать о пропавшем прекрасном юноше…
А халвафруш молил Абу-али-сину: — О великий, чья мудрость сравнима лишь с мудростью Платона, твоему могуществу ничего не стоит избавить меня от напрасных переживаний. Помоги же покорному влюбленному слуге своему достичь цели, — и он положил свою голову ему на колени, и снова слезы потекли из его очей. Слезы юноши растрогали Абу-али-сину. У него не хватило сил отказать в помощи юноше, страдающему от любви, как Меджнун.
Абу-али-сина сидел, задумавшись, и вдруг, словно от землетрясения, качнулись стены, заходил под ногами пол, и Абу-али-сина явил свое могущество. Открылась дверь, и в комнату вошла прекрасная девушка. Замер от изумления халвафруш. Застыла, потеряв на миг сознание, и девушка. Приоткрыв глаза, она огляделась и увидела сидевшего дервиша и прекрасного юношу близ него. Присмотревшись, она узнала юношу — это был тот самый халвафруш, который приносил ей халву. Дервиш ей тоже понравился — в нем чувствовалась мудрость, и лицо его было добрым.
«Все от аллаха! — подумала девушка и испугалась. — О, аллах, где же я?»
И сказал Абу-али-сина халвафрушу:
— О влюбленный счастливец, твоя возлюбленная пред тобой. Не обижай ее святости, дорожи ее честью, и да будут чисты ваши объятия и поцелуи! Помни, если ты ослушаешься меня и оскорбишь прекрасную девушку, большие беды падут на тебя и даже головы можешь ты лишиться.
С этими словами Абу-али-сина вышел.
Влюбленные остались наедине. Халвафруш поднял девушку на руки, поцеловал след ноги ее и обратился к ней со словами, полными нежности.