— Теперь понятно, кто ты таков. Ты — такой же, как и все. Ты не только нас не сумел защитить, ты и себе не смог помочь. С нами ты взлетел в небеса, с нами опустился на землю в темный сарай. Теперь-то я знаю, что на тебя рассчитывать нельзя и буду рассчитывать только на силу!
И ответил Абульхарис:
— О падишах, как бы ты ни поступил, мне от этого вреда не будет… Было у падишаха войско в двести тысяч воинов, и повелел он окружить весь город, чтобы ни один человек не мог покинуть его. А одного чавыша с тысячью солдат падишах послал на базар, в ряд, где торговали халвой.
— Там, в одной лавке, — сказал падишах, — увидишь юношу и старика. Схвати их и приведи ко мне.
Чавыш нашел указанную лавку, увидел юношу и старика, мирно беседовавших друг с другом, и строго приказал им:
— Немедленно идите со мной — вас приказано доставить во дворец!
Абу-али-сина усмехнулся:
— Возможно ли такое, мой властелин?! Ты, наверное, ошибся — нам нечего делать во дворце.
— Не разговаривать! — закричал в гневе чавыш и замахнулся палкой на Абу-али-сину. Рассердился и Абу-али-сина, махнул на чавыша клюкой и прошептал заклинание:
— Будь обезьяной!
И тут же чавыш превратился в маленькую вертлявую обезьянку. Абу-али-сина взял в руки барабан, накинул на шею чавыша-обезьянки веревку и под видом укротителя зверей пошел потешать народ. Уходя, он сказал халвафрушу:
— Ты стой здесь, и да защитит тебя аллах от неприятностей!
Люди посмеялись над обезьянкой, а чавыш еле прыгал — ну какие могут быть способности у обезьянки, которая была человеком?
Не дождался падишах чавыша с юношей и дервишем и послал за ними другого чавыша. Узнал об этом Абу-али-сина и вернулся в лавку как раз в то время, когда к ней подходил второй чавыш. Видит чавыш: дервиш обучает обезьянку всяким играм, удивился. Ему говорили — продавец халвы, а, оказывается, дервиш и обезьян дрессирует. Как это он умудряется успевать и то и другое?
— Эй, дрессировщик обезьян, а ну марш во дворец! Люди дивана хотят поговорить с тобой! — приказал чавыш. Но Абу-али-сина продолжал свои занятия, не обращая внимания на строгий голос чавыша.
Чавыш повторил приказ:
— Кому говорят, марш во дворец! — и замахнулся, чтобы стукнуть Абу-али-сину.
Задел Абу-али-сина чавыша прутиком, прошептал заклинание: «Будь козой!» — и тут же второй чавыш стал козой. Посадил Абу-али-сина на козу обезьянку и пошел на базар веселить народ.
Не дождался падишах и второго чавыша и снова, уже в третий раз, послал он нового чавыша за дервишем и юношей, приказав выяснить, что происходит. Третьего чавыша Абу-али-сина превратил в собаку, четвертого — в медведя, пятого — в шакала. И сколько бы военачальников ни посылал в тот день падишах, все они превращались в какого-нибудь зверя, а Абу-али-сина ходил с ним по базару и устраивал веселые зрелища для народа.
Вскоре в городе только и говорили, что появился интересный дрессировщик с разными зверями. И все — стар и млад, мужчины и женщины — спешили посмотреть это зрелище, потому что никогда никто не видел, чтобы такие разные звери были собраны в одно место. Звери играли и смешили народ, а благодарные зрители не скупились на деньги.
Вернулся Абу-али-сина в лавку с бессчетным богатством. Несчастные чавыши в образе зверей проливали слезы, ползали у ног Абу-али-сины, целовали его след и красноречивыми взглядами умоляли мудреца простить их. Пожалел их Абу-али-сина, прошептал заклинание и вернул им прежний человеческий облик.
— Идите, — сказал он им, — и расскажите своему падишаху обо всем, что с вами было.
Почувствовав себя людьми, чавыши возблагодарили аллаха и, не оглядываясь, помчались во дворец. Увидел их падишах в ряду других чавышей и призвал пред свои очи:
— Где вы так долго пропадали, несчастные? Где тот человек, за которым я вас посылал?
И услышал в ответ:
— Мы играли на базаре. Кто же мог привести его? Закричал падишах:
— Что за ерунду вы городите? Я вас для дела посылал, а не в игры играть! Велю казнить вас немедленно!
И услышал в ответ:
— О могущественный властелин наш! То, что с нами случилось, ни словами сказать, ни пером описать. Не по своему желанию играли мы на базаре, да и не мы там играли, а обезьяна, собака, коза и разные другие звери.
И рассказали чавыши падишаху все, что с ними произошло. От обиды, досады и гнева падишах готов был кусать себя, как собака. Он то вскакивал с места, то снова садился, не переставая жевать бороду. Абульхарис тихо посмеивался в усы. Тяжело вздохнув, падишах обратился к людям дивана:
— В неприглядном положении я оказался. Этот беспомощный (он указал на Абульхариса) не только не помог нам, но доставил еще больше неприятностей: ни одно дело ему не удалось. Что же, терпеть насмешки я не намерен! Лучше умереть! Приказываю все войско двинуть на дервиша и поймать его!