Доктор воздел руки.
— Только не я, господа. Ее светлость — моя пациентка, и я общаюсь с ней исключительно по долгу профессии.
Капитан сунул руку в карман.
— Что ж, — сказал он с усмешкой, повернувшись к Уиллу, — похоже, это должен сделать кто-то из нас двоих, Хилис. — Он вынул из кармана монету.
— Но она — мой клиент, — возразил Уилл. — Я тоже общаюсь с леди Лонгфорд как профессионал.
Однако капитан не обратил внимания на эти слова.
— Орел или решка, Уилл?
— Орел. — Хилис вздохнул. Капитан подбросил монету, поймал и протянул ладонь викарию.
— Решка, — провозгласил Саккет и перевел сочувственный взгляд на Уилла. — Боюсь, мистер Хилис, вы в проигрыше.
Уилл застонал.
— Дьявол, — сказал он. — Простите, викарий, не сдержался.
Сэмюэль Саккет вздохнул.
— Не стану опровергать вашу оценку момента, мой друг. — Он помолчал. — Зато вы сможете повидать ребенка. Утром Кэролайн готовила уроки, и я не смог с ней поговорить. Попросите разрешения увидеться с девочкой, а потом расскажете мне о ней.
Уилл кивнул. Хилиса тоже волновало благополучие внучки леди Лонгфорд — и не только потому, что его контора занималась финансовой стороной опеки, но и потому, что Брюс, отец Кэролайн, был некогда его другом. Уилл встретил Кэролайн, когда та сошла с корабля в Ливерпуле, и привез ее в Тидмарш-Мэнор. Это была спокойная, серьезная девочка, вовсе не напуганная, какой могла бы оказаться другая на ее месте, но приметливая и настороженная. Ему, конечно же, хотелось узнать, как она прожила эти три месяца, миновавшие со дня ее прибытия в Англию.
Викарий взялся за шляпу.
— Что ж, если мы закончили, я пойду.
— Думаю, что Уиллу стоило бы первым делом, уже сегодня, сообщить о нашем решении мисс Нэш, — сказал капитан, когда они вчетвером спускались по лестнице. — Хотя в слухах о ее предполагаемом отъезде вряд ли есть хоть доля истины, но, прежде чем сказать доктору Гейнуэллу «нет», нам следует заручиться ее окончательным «да».
— Прекрасное предложение, — воскликнул викарий и распрощался с другими членами совета. Доктор направился к своему кабриолету, а Уилл и капитан вместе пошли к конюшне. Как только они покинули гостиницу, из бара шаркающей походкой вышел неказистого вида старик в темной рубахе, коричневых вельветовых штанах и грязной брезентовой куртке. Он догнал капитана и Хилиса, когда те остановились около автомобиля Майлса Вудкока.
— Простите, капитан, — сказал старик низким хриплым голосом. — Я тут подумал, может, вам интересно будет узнать кой-чего.
— Чарли, — обернулся к нему капитан. — Давно вас не видел.
— Да уж, не было меня здесь, — уклончиво сказал Чарли.
— Должно быть, сидели? Вздумали позаимствовать курицу, и вас поймали?
— Может, и так. — Чарли огляделся, словно боясь, что их подслушивают. Убедившись, что поблизости никого нет, кроме мальчишки с ведром воды, он подозрительно посмотрел на Уилла. — А это кто будет?
— Мой друг, — успокоил его капитан. — При нем можно говорить. Что там такого интересного?
Чарли наклонился поближе, и Уилла обдало смешанным запахом лука, пива и табака.
— Я ведь помню, как вы не жалуете парней, что травят барсуков собаками. Вот и подумал, может, захотите узнать про ихние планы. Завтра на вечер назначено, потому известно, что вам в Кендал ехать. — Он подмигнул. — Я и подумал, не перепадет ли мне чего, если скажу где и когда.
Уилл увидел, как напряглось лицо капитана при упоминании о травле барсуков собаками. Это его не удивило. На поверхностный взгляд Дальний и Ближний Сорей были милыми деревушками, где редко происходит что-нибудь дурное, а самое угрожающее событие — это турнир по метанию дротиков под кружку-другую пива в местном баре. И все же, как отлично знали и мировой судья, и стряпчий, жизнь этих деревень-близнецов имела свою темную сторону. С наступлением темноты мужчины нередко собирались в сараях и амбарах, где разыгрывались отвратительные сцены: петушиные бои, травля крыс собаками, бои собак с барсуками. При этом пиво течет рекой, вспыхивают драки и разгоряченные зрители ставят на кон куда больше денег, чем могут себе позволить.
Капитан Вудкок, будучи мировым судьей, делал все возможное, чтобы положить этому конец. Дело было не только в жестоком обращении с животными, хотя и в этом тоже. Любая травля животных находилась под запретом вот уже семьдесят лет, но искоренить ее окончательно оказалось весьма трудно: слишком мало развлечений было у деревенских жителей, и немало мужчин считали эти зрелища наградой за тяжкий труд в течение целой недели. Наибольшую опасность, по мнению капитана, таили многочисленные пари, сопровождавшие эти бои. Каждый проигранный фартинг навсегда уходил из дома, на него уже не купишь молока или новые ботинки ребенку, не купишь хлеба к семейному столу. Уилл полностью разделял беспокойство капитана. Судьба женщин и детей деревни была нелегкой и без того, чтобы наблюдать, как жалкий заработок семьи просачивается сквозь пальцы азартных игроков, которые к тому же, в отчаянии от неудачи, вымещали зло на домочадцах самым жестоким образом.